Зоя Ускова - Терапия оглашенных. Хроники молодого психолога

Конечно, вся эта история запечаталась ужасом у меня на душе – и все равно я не ожидала от себя такого беспрекословного, жестокого, безраздельного отчаяния. Как-никак я психолог, я прошла личную терапию, я научилась справляться с паническими атаками, я овладела своей тревожностью… Где все это?

А икона, перед которой я болталась во внутренней стиральной машинке ужаса, была икона Покрова высотой, может, метра в полтора, кисти современного мастера, скромная и убедительная. Богородица на ней стоит в полный рост (на облаке), разводя руки. Когда я подняла на нее глаза, Богородица посмотрела на меня почти растерянно, разводя руки жестом: «Не знаю, что делать». Я на Нее не рассердилась – наоборот, почему-то мне стало легче, что и Она со мной пытается понять, и пусть не понимает, но Она-то поймет, и тогда, может, и мне станет легче понять. Так что я смотрела на Нее с согласием и благодарностью и наконец отошла, оставив ее в тихом размышлении. Дорогая Богородица, помолись за папу, пожалуйста.

Служба уже начиналась. Мимо меня прошла моя Лиза, кажется, торопливо, не знаю, из-за меня ли или опаздывая. Включили свет, запели «Приидите, поклонимся». Я оставалась стоять как будто под водой, не молясь, не думая – отдыхая от жизни. Вернулась, когда свет стали гасить на шестопсалмие. Темнота храма напомнила мне темноту моего страха. Я стала вслушиваться в псалмы и там узнала эту темноту – Давид тоже ее чувствовал. «Привменен бых с нисходящими в ров, бых яко человек без помощи, в мертвых свободь. Яко язвеннии спящии во гробе, ихже не помянул еси ктому, и тии от руки Твоея отриновени быша. Положиша мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней». Я украдкой взглянула на мою Богородицу – не одни мы с Ней, и Давид с нами! И хотя никто из нас еще не сказал слова облегчения, меня они очень поддерживали. Нет-нет, конечно, Давид стал говорить о том, как Господь исцеляет недуги, не до конца гневается, не по беззакониям нашим сотворил есть нам, ниже по грехом нашим воздал есть нам, но явил милость свою на боящихся его и в заповедях его ходящих. Что в этом всем значим мы трое, наша маленькая обычная семья? Я снова взглянула на Богородицу, и Она снова развела руками: «Не знаю». Я решила вернуться домой и лечь спать до того, как все соберутся, до ужина.

Иногда ворочаешься в кровати величественно, как кит в океане. Иногда дергаешься, как под молоточком Доктора Сна-невропатолога. Иногда вертишься так, что, как в романах, «вся постеля под ним была измята». Вот так и я сперва засыпала, думая и думая, ворочаясь в мыслях, как в кровати. Мысленно говорила с папой строго, говорила отчаянно, заламывая руки (если бы я знала, как в жизни это делать, – может, это подействовало бы?), говорила рационально, предлагала анонимных алкоголиков и современные центры. Увозила уже папу в один из таких центров и через два месяца встречала его просветленного, только что третий глаз не открылся. Потом я уже говорила с каким-то старцем, плакала, с удивлением видела, что и он плакал, и он начинал рассказывать, как сам проходил через похожее, потерял семью, все потерял, пришел к Богу. И вот я уже сама оказываюсь на улице, понимаю, что это не папа, это я все потеряла, думаю, что мне теперь делать, и решаю пойти в свой детский садик воспитательницей. Воспитательницей меня не берут, но берут воспитанницей, и я благодарна, чувствую, что теперь не останусь без угла. Сижу, играю с девочками в парикмахерскую, наливаю «шампунь» из пустых бутылочек и массирую голову, типа мою. Тут девочка начинает плакать, и я вижу, что вместо пустоты вылила ей на волосы что-то вязкое, черное, мои руки прилипают, я не могу их оторвать, и вот уже няньке приходится отрезать девочке часть волос, чтобы высвободить мне руки. Я в ужасе, что сейчас меня выгонят, и тут ко мне приходит директор садика и говорит, что за мной пришел папа и «все рассказал». Я чувствую, что меня раскрыли.

Наутро после службы должна была быть консультация, и часть меня, стоя на службе, настраивалась на работу с клиентом. Другая часть продолжала выстраивать разговор с родителями. Знаете, в институте нам как-то давали задание: нарисуйте круг. Этот круг – ваше сознание сейчас. Разделите его на секторы, представляющие то, что находится сейчас в вашем сознании, причем размер секторов пропорционален значимости сферы. Когда все мы заканчивали резать свой пирог сознания, преподаватель спрашивала: сколько места занимаете собственно вы – здесь и сейчас? И тут начинались вздохи и инсайты.

Сейчас мой пирог сознания выглядел вот так:

Интересно, что когда я обращаю внимание на каждый кусок, он на минуту становится больше. Это нормально, специфика внимания. Вообще, с этим пирогом можно много придумать задач для анализа: где здесь чувства? Какие сферы представлены? Что относится к настоящему/прошлому/будущему? Наконец, чего хотелось бы поменьше, чего побольше, и чего вообще не хотелось бы, а чего вообще нет, хотя хотелось бы? И тому подобное. Попробуйте как-нибудь.

Где здесь собственно я? Когда задаю себе этот вопрос, чувствую тревогу и раздражение. Мне непросто сейчас обернуться на себя.

По плечу кто-то похлопал, и меня окатили холодные мурашки, как будто это я себя похлопала по плечу, прося обернуться на себя и говоря, что испортит мне жизнь за то, что я ее игнорирую, на манер Вильяма Вильсона.

– Сонь, отойди, сейчас батюшка будет проходить, – говорит мне Любовь Васильна.

Уже молебен. Отец Иоанн, пожилой батюшка, больше всего любящий говорить о том, «как раньше было», кропит толпу, приговаривая: «Благода-ать!.. Святаго Духа…» – так, как будто мы все не на молебне, а паримся в бане, и кропило у него как дубовый веник. Я это люблю, всегда улыбаюсь, и кусок «служба» увеличивается, хоть и не с метафизической начинкой, но с церковно-общинной тоже пойдет.

Клиента, с которым мы встречаемся после службы, зовут Владимир. Ему тридцать шесть, в браке десять лет, работает чем-то мелким в государственной системе, плохо понимаю чем. У нас уже было три встречи, и, признаюсь, мы так и не вышли на ясную формулировку запроса. Начал он с того, что ему неожиданно трудно переносить беременность жены (это их первая беременность, жене тридцать два), и это она его попросила сходить к психологу. На первую встречу он пришел вовремя, на последующие неизменно опаздывает на пять-десять минут. Даже без опозданий всем своим духом он сообщает, что ему это все не нужно. Разумеется, ему нужно. Это человек, подошедший к кризису среднего возраста и до сих пор не познакомившийся с самим собой! Чувства он различает плохо, все с моей подсказки. Желания у него на уровне «ну, съездить в отпуск». – «А что в отпуске?» – «Да все то же».