Михаил Галустян - Знак отличия. История смешного мальчишки

А когда я увидел фильм «Маска» с Джимом Керри, то был сражён наповал и подумал, что хочу быть похожим на этого чувака! Я хочу быть таким весёлым, озорным, подвижным, и нужно делать что-то, чтобы развиваться в этом направлении.

В моей комнате стояло зеркало в полный рост, я считаю, оно большую роль сыграло в моей жизни. Когда ты с детства видишь себя полностью, это развивает харизму, приучает к ориентированию в пространстве, к отождествлению себя в природе, на Земле. Я видел свои движения, мог репетировать, я всё время примерял на себя маски и разные образы, максимально впитывая то интересное, что показывали по телеку и что замечал вокруг.

Меня вдохновлял Винни-Пух из советской версии мультфильма, мне нравился этот харизматичный, нагловатый, слегка хамоватый герой, у которого есть друг с ружьём и который идёт рано утром пообедать к наивному и хорошо воспитанному Кролику. Я черпал вдохновение в образах Карлсона и хозяйственного кота Матроскина, а впоследствии все артисты – Евгений Леонов, Игорь Ливанов и Олег Табаков, – подарившие голоса героям мультипликации, стали моими любимыми актёрами. Особенно Евгений Леонов – артист с грустинкой в глазах. Конечно, в числе уважаемых мной актёров и народный артист Юрий Никулин, создавший незабываемый образ Балбеса из комедийной тройки советских антигероев «Трус, Балбес, Бывалый». У меня нет кумиров, но я большой почитатель юмористов Геннадия Хазанова и Евгения Петросяна, которые были пионерами своего времени и остались очень крутыми комиками для своей аудитории на сегодняшний день.

Когда папа ставил катушку и включал бобинный магнитофон, я завороженно слушал шутки Петросяна, и помню, что не просто смеялся над ними, а пытался разобраться – как они сделаны, из чего складывается игра слов, как обыгрываются и составляются предложения.

Ещё будучи ребёнком, я прочитал очень много юмористической литературы. Рассказы, шутки, анекдоты – про Чапаева, Рабиновича, Ельцина, про СССР, про политику и быт, про глупых начальников и вернувшихся из командировок мужей, про всё-всё-всё. В квартире у нас висел отрывной календарь, папа приходил с работы, отрывал листок и каждый день читал вслух новую шутку или афоризм. С его подачи формировалось моё чувство юмора.

Свою первую медицинскую практику я проходил на работе у мамы, когда учился в средней школе. В травмпункте, где работала мама, никто не требовал надевать бахилы (их тогда вообще не было!), я мог в любой момент зайти в процедурный кабинет без предупреждения, посмотреть, как мама измеряет давление, делает укол или накладывает повязки. Я стал своим человеком среди медработников, втёрся в доверие, завёл себе медкарту, писал в неё назначения и рецепты, сам на себе тренировался, как на пациенте, накладывая гипс. А потом оттачивал актёрское мастерство, прогуливаясь возле травмпункта с грустным выражением лица. Однажды я наложил гипс на обе руки, ходил с понурой головой, шаркал ногами, и прохожие, первые зрители Галустяна-актёра, останавливались и с сочувствием говорили: «Бедный мальчик! Не повезло! Как же так умудрился сломать обе руки – и правую, и левую…» В другой раз я сделал гипс, чтобы отлынивать от уроков, и пока мои одноклассники занимались писаниной, я сидел без дела, вполуха слушал материал и посматривал в окно. Дня через три я устал от гипса, снял его и пришёл на урок со здоровой, подвижной рукой. Вот тут учителя меня раскусили, и больше подобный творческий номер без справки от врача не прокатывал.

Если заглянуть в мой школьный табель, то он разнообразен по своим оценкам.

Математику я понимал хорошо, но относился к этому предмету не слишком внимательно, мог потерять минус или плюс в уравнении, что сразу влияло на оценку. Учитель много раз говорил мне: «Вот видишь? Нужную формулу использовал, правильно уравнение решаешь, материал понимаешь, но потерял знак, и из-за этой рассеянности у тебя неверный ответ в конце».

Предмет черчение – просто оторви и выкинь. Это сейчас школьники снабжены современными циркулями, а раньше всё, чем мы пользовались, было старого образца, даже карандаши подтачивали лезвием.

Почерк у меня был настолько ужасным, что зачастую я сам не мог прочитать, что написал. Я начинал красиво, наклоняя буквы в правую сторону, а к середине строки уставал, наклон пропадал, буквы выстраивались в ровный ряд, во второй части строки заваливались в обратную сторону, налево. Одним словом, у меня с детства формировался профессиональный «медицинский» почерк.

Я очень любил биологию и с удовольствием посещал занятия по этому предмету. Вызывала интерес анатомия. Видимо, сказывалась внутренняя черта – докопаться до сути: открыть, открутить, посмотреть, что внутри, изучить всё досконально, будь то строение человека, прибора или этимология слова.

Физкультура – один из моих самых любимых предметов. Я всегда удивлялся, почему ребята не хотят ходить на физкультуру? «Да ну, физ-ру прогуляем», – говорили они. А вот мне не приходило в голову отлынивать, я недоумевал: «Да вы что?! Побегать, поиграть в футбол, баскетбол, поноситься, подтянуться, это же классно, физкультура!»

Труды мне очень нравились, особенно столярное и слесарное дело. Не знаю, как сейчас обстоят дела, но тогда на уроке давали все необходимые инструменты, и ученики самостоятельно изготавливали черенок для лопаты, канделябры, занимались выжиганием, потом добавилось слесарное дело. Это совпало с периодом, когда мы насмотрелись фильмов про ниндзя и нас массово захватила ниндзямания. Мы вытачивали на уроке железные звёздочки, чтобы потом втыкать или метать их в деревья, оставляя боевые метки и отмечая свой путь воина. Трудовик учил нас работать с электрическими сетями, делать так, чтобы лампочка загорелась. Полезную информацию я схватывал на лету!

Химию я ненавидел. Хотя она мне нравилась. Молекула – интересно! Формула – круто! А потом я понял: «Так это всё нужно тупо выучить». К сожалению, некоторые учителя вели свой предмет достаточно монотонно, объясняя тему заунывным голосом: «Формальдегид, тринитро-нуклеотид… Натрий хлор два». И под унылое объяснение я засыпал. Когда понимаешь, что в заданиях, которые тебе дают, нет творческой нотки, когда в школе не учат мыслить креативно, не предлагают: «А вот попробуйте-ка совместить эту формулу с другой, что будет?», становится неинтересно. Я, конечно, и не был слишком-то усидчивым, но мне было важно исследовать вопрос творчески и искать необычный подход, а не заниматься зубрёжкой – такой уж у меня знак отличия.

На тех уроках, где я скучал, мне ставили «неуд» за поведение. А я и в этом находил свои плюсы! Отработанная методика заключалась в том, чтобы обратить на себя внимание учителя. Что я делал? Я брал тетрадку и заранее прятал за кафедру, понимая, что если буду шуметь, крутиться, провоцировать, то меня туда и посадят. И на уроке начинал смешить всех в классе: хи-хи-хи да ха-ха-ха! Учитель реагировал: «Так, Галустян, ко мне за кафедру!» А мне только это и требовалось! Я садился, вытаскивал тетрадь и списывал всё, что нужно. «Голь на выдумку хитра».