Сергей Дженюк - Под выцветшим знаменем науки

Любищев занимался наукой со студенческих лет до конца своей довольно долгой жизни. Его первая статья была опубликована в 1911-м, последняя прижизненная – в 1972 году. Начало было очень благополучным – вырос в состоятельной семье, окончил Петербургский университет, по ходу учебы проходил практику на двух средиземноморских биостанциях. Рано женился, и в 1911 году совершил с женой свадебное путешествие по Греции, Италии, Египту (этот факт заслуживает упоминания, поскольку больше он ни разу не был за границей). Дальше его жизнь, как и у всех в ту эпоху, складывалась трудно, временами трагически. Но нам сейчас важно то, что научные занятия Любищева не прерывались по меньшей мере полвека, начиная с прихода на кафедру зоологии Пермского университета в 1921 году. Заслуживают внимания последние строки его биографической хроники:

«1950 – заведующий кафедрой зоологии Ульяновского педагогического института.

1955 – выход на пенсию.

1961 – начало работы над рукописью „Линии Демокрита и Платона в истории культуры“.

Скончался 31 августа 1972 года в г. Тольятти».

Можно верить авторам биографии, что на пенсию в 65 лет он вышел добровольно, желая сосредоточиться на собственных научных интересах, без отвлечений на преподавание и прочие побочные дела. Наверное, в то время в провинциальных вузах профессорами дорожили не меньше, чем теперь, а научные конфликты, сопровождавшиеся для Любищева увольнениями и вынужденными переездами, остались в прошлом. Из научной жизни он не выпал, работал с учениками, публиковался в солидных журналах, даже зарубежных, а его переписка с коллегами из числа ведущих ученых стала легендарной. Примечательна и последняя строчка биографии. В «автограде» Любищев оказался по приглашению директора Волжской биостанции и должен был прочитать цикл лекций, но внезапно заболел и скончался в местной больнице через несколько дней. Так что активный возраст у него практически совпал с календарным.

Теперь подведем итоги по критерию, который в наше время стал главным, – количеству публикаций. Пожилому доктору наук неприлично иметь их меньше сотни. У Любищева к выходу на пенсию было 39 печатных работ, включая небольшие заметки, тезисы, рецензии. Интересен разрыв в списке между 1947 и 1955 годом, на который приходится время его профессорства в Ульяновске. Похоже, что аттестационные требования в вузах тогда были не те, что теперь. В пенсионный период к списку добавилось 30 заголовков. Дальше пошли посмертные публикации из научного архива, от писем и заметок до трех книг (сборник биологических статей в 1982-м, «Дисперсионный анализ в биологии» в 1986-м и сборник статей и писем «В защиту науки» в 1991 году) – дополнение важное, но не сильно меняющее общий итог. Биографы отметили, что около сотни опубликованных работ составляют лишь малую часть обширного научного архива Любищева. Но прямые сравнения здесь недопустимы. Дневники, письма, всевозможные записи могут быть перегружены случайными бытовыми деталями, заимствованиями, обширными выписками, повторяющимися мыслями. Изначально они, как правило, не предназначены для опубликования (хотя нередко люди, ценящие свою значимость, заранее готовили свои архивы для посмертной славы). Можно отметить и то, что главный труд Любищева, о Демокрите и Платоне, так и остался незаконченным и неопубликованным. Это сильно дискредитирует систему жесткого самоконтроля. В самом деле, за столько лет можно было бы оценить все свои возрастные риски и планировать работу так, чтобы она на каждом этапе принимала законченный вид.

В общем, несмотря на сделанные оговорки, у меня получается что-то вроде развенчания большого ученого. Если говорить о его странности, то, может быть, стоило бы поставить на первое место необыкновенную широту научных интересов. В его биографии выделены шесть направлений деятельности, освещенные в главах, написанных разными авторами: проблемы системы, эволюции и формы организмов; критические исследования в области генетики; применение математических методов в биологии; энтомологическая систематика; сельскохозяйственная энтомология; история и методология науки. Особенно впечатляет сочетание философских трудов с полевой энтомологией, в которой у Любищева был любимый объект – земляные блошки-листоеды (Chrysomelidae). Заключительным аккордом в описании его научного архива стал следующий факт:

«Собранная А. А. богатая коллекция блошек (около 24 тыс. экз.) согласно его завещанию передана в Зоологический институт АН СССР».

В порядке учебного примера по тайм-менеджменту можно подсчитать, что только просмотр такой коллекции, если на каждый экземпляр тратить по минуте в течение восьмичасового дня без пауз, займет ровно 10 рабочих недель. Остается понять, кто и зачем будет этим заниматься. По существу, такая коллекция представляет собой случайную выборку из совершенно неопределенной генеральной совокупности, зависящей от маршрутов экскурсий, потраченного времени и случайных вариаций в распределении объектов исследования. Сколько нужно подобных выборок, чтобы отслеживать видовое разнообразие и внутривидовую изменчивость насекомых на выделенной территории? Сколько понадобится сборщиков, все ли они будут такими же квалифицированными и добросовестными, как Любищев? Вопросы не такие уж праздные, но за 20 лет работы в биологическом институте я не заметил, чтобы они кого-то интересовали применительно к нашим задачам.

Теперь посмотрим, насколько система Любищева способствует научной карьере. Сам он, безусловно, не стремился к чинам и отличиям, хотя докторскую степень и профессорское звание получил в надлежащем возрасте, между 45 и 50 годами. На выдвижение в АН СССР или хотя бы ВАСХНИЛ не претендовал, о государственных наградах и премиях никаких упоминаний в биографии нет. Труднее понять, почему при высоком авторитете в научной среде его никуда не выбрали почетным доктором, не приглашали за границу, хотя бы в братские страны. Может быть, это получилось из-за добровольного выбора провинции вместо Ленинграда и ухода на пенсию в расцвете сил. Но такой образ действий больше подходит человеку, живущему «медленно и мудро» (см. эпиграф) и, во всяком случае, не занятому каждодневным самоконтролем. Прогуляться, если позволяет погода, за пополнением коллекции земляных блошек (может быть, в дождь они прячутся?), записать в дневник умную мысль, поделиться ею в письме к иногороднему коллеге, заодно сообщить ему о погоде в Ульяновске и домашних событиях, вечером почитать то ли труды Докучаева, то ли детектив Сименона, посмотреть телевизор (тогда был выбор из двух черно-белых каналов) – трудно совместить это с регулярными планами и самоотчетами.