Евгений Мансуров - Пирамида не-творчества. Вневременнáя родословная таланта. Том 2

В письме к И. Сталину от 6 августа 1948 г. Петр Капица писал: «История учит, что в вопросах осуществления новой техники время неизбежно устанавливает научную правду, я и жду терпеливо того несомненного момента, когда всем будет неоспоримо ясно, что когда 2 года тому назад у нас было полностью закрыто мое направление работ, мы не только пошли по неправильному пути копирования изживших себя немецких установок высокого давления, но безвозвратно погубили свое родное, оригинальное, очень крупное направление развития передовой техники, которым по праву должны были гордиться. Тогда же «опала» с меня будет снята, так как неизбежно будет признано, что я был прав как ученый и честно дрался за развитие у нас в стране одной из крупнейших технических проблем эпохи…». «Лишь в мае 1958 г. Совет Министров отменяет постановление 1946 года. Вскоре и Президиум Академии наук СССР отменяет свое постановление от 20 сентября 1946 года…» (из Послесловия П.Рубина к «Отчетам академика П.Л.Капицы», СССР, 1989 г.). «17 октября 1978 года Шведская академия наук направила из Стокгольма П.Л.Капице телеграмму о присуждении ему Нобелевской премии по физике за фундаментальные исследования в области физики низких температур» (из сборника С.Мусского «100 великих нобелевских лауреатов», Россия, 2008 г.);

• В конце 1970~х годов Алексей Абрикосов (1928–2017), физик-теоретик в области квантовой электроники, Нобелевский лауреат 2003 г., опубликовал статью в журнале «Классики цитирования», в которой сообщал о потере своего приоритета на идею о квантовых вихрях по вине Льва Ландау (1908–1963). «Вот как объясняет прошлые события сам Алексей Абрикосов. С его слов, в 1952 году он пришел к Ландау со своей идеей о квантовых вихрях в сверхпроводниках. Ландау с ней не согласился, и потому Абрикосов не стал развивать эту идею и публиковать свои теоретические соображения и расчеты. Но несколько лет спустя вышла статья Р.Фейнмана о вихрях в сверхтекучем гелии. «У нас тогда существовал такой дух, – говорит Алексей Алексеевич, – что, мол, все, что сделано по гелию в каком-нибудь другом месте, а не в ландауской группе, это все вранье. И не читали. А я прочитал». Далее А.Абрикосов пришел снова к Ландау и сказал: «Дау, почему вы согласились с Фейнманом и не согласились тогда со мной? Я вам то же самое показывал». «– Вы мне что-то другое показывали», – ответил Ландау. – «Ах, другое! Тогда я достал и сунул ему. И тогда он признал, что это то же самое». Абрикосов сделал расчеты, что теория квантовых вихрей в сверхпроводниках и в сверхтекучем гелии по сути одна и та же. Он опубликовал эту работу в 1957 году, но приоритет по квантовым вихрям был им навеки утрачен. А ведь это могла быть нобелевская работа! По мнению Лифшица (советский физик-теоретик – Е.М.), такое заявление Абрикосова в печати явилось «ложными инсинуациями»: Ландау в принципе не мог препятствовать публикации Абрикосова о вихрях. Лифшиц заявлял, что в 1953–1955 гг. никто из окружения Ландау не слышал об идее Абрикосова. Получалось, что Абрикосов просто выдумал всю эту историю, будучи раздосадован тем, что его опередил Фейнман… Говорят, что Абрикосов с Лифшицем пытались объясниться, но не пришли к согласию. С тех пор они стали врагами. Что было на самом деле? Мне кажется, что истина находится посередине. Согласен с тем, что высказал на эту тему Игорь Ландау (сын Л.Д.Ландау): «Что же, Ландау зажимал своих учеников? – Нет, конечно… У Алексея Алексеевича была идея, и идея совершенно правильная, но он не смог убедить Ландау в ее обоснованности. У него оставалась возможность работать над этой идеей дальше и таки найти ее обоснование, но он решил иначе и занялся другими, не менее интересными для него вещами. Не надо забывать, что в 1952 году Абрикосову было всего 24 года, а авторитет Ландау был огромен»…» (из сборника Б.Горобца «Советские физики шутят… Хотя бывало не до шуток», Россия, 2008 г.).

• «В 1884 году Никола Тесла (1856–1943) переехал в США. Высадившись в Нью-Йорке без копейки денег, он сразу же убедился, что это страна больших возможностей: проходя по Бродвею, Никола увидел группу людей, пытающихся починить электромотор, – и тут же заработал 20 долларов. Но с Томасом Эдисоном (1847–1931) Тесла не сработался: тот почувствовал в нем опасного конкурента, и чем лучше Никола справлялся со своей работой, тем в большую немилость впадал. Особенно раздражали американского гения идеи Теслы о машинах, работающих от переменного тока, тогда как сам Эдисон уже сделал себе состояние на электродвигателях постоянного тока. Однажды он попросил Теслу решить сразу десять проблем по усовершенствованию динамо-машин и электродвигателей постоянного тока, с которыми сам великий изобретатель не сумел справиться, пообещав за это вознаграждение в 50 тысяч долларов. Тесла за несколько недель блестяще решил все задачи, но когда потребовал денег, Эдисон только рассмеялся, «Вы, эмигранты, видимо, плохо понимаете американские шутки!» – сказал он. Взбешенный Тесла хлопнул дверью и больше не появлялся в офисе Эдисона. С этого дня они стали смертельными врагами» (из сборника В.Скляренко «50 знаменитых чудаков», Россия, 2009 г.).

• «И Давид Бронштейн (1924–2006), и Михаил Таль (1936–1992) были гениями комбинации. Замечательными художниками шахмат. Хотя отношения между ними внешне были вполне дружескими, Бронштейн ревновал Таля к его успехам, эта ревность-зависть, особенно когда взошла талевская звезда (в период 1957–1960 гг. – Е.М.) была заметна всем, и Таль тоже не мог этого не чувствовать. Михаил Ботвинник, отмечая лакуны в игре Таля, признавал, что, когда начинается открытая счетная игра, ему нет равных. Тигран Петросян заметил как-то, что, лично знал только одного живого гения – Таля. Самые высокие характеристики Талю давал Леонид Штейн, а у Марка Тайманова первоначальный скептицизм по отношению к Мише сменился безграничным восхищением. Такое же чувство всегда присутствовало у Сало Флора, немало повидавшего на своем веку. И только Давид Бронштейн говорил, что Таль не производит на него большого впечатления: «У меня очень экономичный стиль игры. Это Таль играл очень сложно, нагромождая варианты, которые в большинстве своем придумывал после партии. Все они нереальные. Таль просто закручивал позицию, нагнетая страх на партнеров». Корчной вспоминает, как Бронштейн во время первенства страны в Москве в 1957 году, наблюдая искрометную игру Таля, сокрушавшего одного соперника за другим, говорил: «Ну что Таль, вот он жертвует все время, жертвует… Он думает, что он первый, кто играет в таком стиле. Посмотрел бы он на мои партии. Или молодого Болеславского. Он думает, что до него так никто не играл». Бронштейну так и не удалось избавиться от этого комплекса. В конце жизни он скажет: «Сейчас, когда я перебираю свой архив, я удивляюсь, как много писали обо мне газеты. Заголовки статей не отличались разнообразием. Еще до Таля меня называли волшебником и великим маэстро, гением комбинации!» Это действительно так. Он не только выкроил для себя одежды романтика, играющего ради красоты, а не жалкого очка в турнирной таблице, но и облачился в рубище мученика и страдальца, в которой пребывал независимо от политической погоды на дворе. Образ страдальца до сих пор ассоциируется с именем Бронштейна в отличие от Таля – веселого, бесшабашного гения-гуляки, ни о чем не заботившегося и жившего сегодняшним днем…» (из эссе Г.Сосонко «Предтеча», Россия, 2011 г.);