Евгений Мансуров - Пирамида не-творчества. Вневременнáя родословная таланта. Том 1.

Репутация нерадивого ученика прочно закрепилась за французским математиком Эваристом Галуа (1811–1832). «Всегда занят посторонними делами. С каждым днем становится все хуже», – писал настоятель парижского лицея Дуй де Гран. А на вступительных экзаменах в подготовительную школу учитель физики, оставил о нем просто уничтожающий отзыв: «Галуа – единственный, кто отвечал мне плохо. Он ничего не знает. Очень сомневаюсь, что из него когда-нибудь получится хороший преподаватель».

Луи Пастера (1822–1895) школьные преподаватели уверяли, что он просто не способен понять химию.

«Успехи Джеймса Максвелла (1831–1879) в Эдинбургском университете были далеко не блестящи (в первый год обучения, 1841-42 гг. – Е.М. ). Учитель греческого мистер Кармайкл считал своей первой задачей рассаживать учеников в соответствии с их школьными успехами, и Джеймс никогда не сидел впереди. Он сидел где-нибудь в средних или даже задних рядах и под ритмическое бормотание думал о чем-то своем. Он легко мог бы выполнять задания лучше, но дух соревнования в малоприятных занятиях был для него глубоко чуждым. В изучаемых греческих глаголах он видел лишь трупы слов, останки мертвого языка. Учеба шла все хуже и хуже, он отсаживался все дальше и дальше назад, ко все более и более агрессивным соседям, отдававшим все свои силы и способности издевательству над Джеймсом» (из книги В.Карцева «Максвелл», СССР, 1976 г.).

«Будущий французский живописец Эдуард Мане (1832–1883) по всем предметам плетется в хвосте 5-го класса. Вот, к примеру, латынь: среди 62-х учеников он ни разу не занял места ближе 42-го, а порой даже скатывался до 58-го. И так почти по всем предметам… Уроки – слабо, внеклассные занятия – слабо, только по рисунку – очень хорошо. Результаты конкурсных экзаменов в Мореходную школу более чем неудовлетворительны…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).

«1 марта 1858 года Эмиль Золя (1840–1902) поступает в парижский лицей Сен-Луи… Он здесь такой же «чужак», каким был когда-то в Эксе (в подготовительном коллеже – Е.М. ). Всех смешит произношение Золя; и снова, больше чем когда-либо, ему ставят в вину его бедность… С презрительной жестокостью смотрят столичные юнцы на этого запуганного или тупицу, который, в свои 18 лет во втором классе едва тащится в хвосте…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.). «Тоска по Эксу была столь огромна, что Золя почти ничего не делал. Из первых учеников коллежа он вдруг стал, по словам П.Алексиса, пятнадцатый, двадцатым…» (из книги А.Дузикова «Золя», СССР, 1969 г.). «…Откуда свалился этот недотепа? С луны, что ли? Ничего он не знает – ни новой литературы, о которой все говорят, ни искусства, ни театра, он даже не в курсе скандальных историй полусвета. Они подавляют его своим превосходством. Пришибленный, он замыкается в себе, совершенно перестает работать, не готовит заданий, не учит уроков; вчера еще первый ученик, он отступает в ряды самых последних, снова становится тем ничем, каким был когда-то… На письменном экзамене Золя занимает второе место. Теперь ему остается только сдать устные экзамены. К сожалению, испытания проходят неудачно. Во-первых, он не знает дату смерти Карла Великого; во-вторых, экзаменатор по французской литературе счел, что суждения Золя о творчестве Лафонтена идут в разрез с общепринятыми взглядами: полный провал…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).

«Школа Валь-де-Грас, где учился Огюст Роден (1840–1917), состояла, при семинарии, и обучение закону Божьему составляло основу программы. Огюст с трудом усваивал Священное писание. Кроме того, в школе преподавали арифметику, которую Огюст не понимал, латынь, которую он ненавидел, а также чтение и чистописание. У Огюста получались одни каракули, он был неспособен написать хоть одно слово правильно. Преподавали также географию и историю, которые ему нравились, но в которых он не преуспевал из-за своей близорукости, и грамматику, казавшуюся ему невообразимым хаосом» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).

«Я никогда не был способен хорошо учиться в школе, – вспоминал выдающийся американский изобретатель Томас Эдисон (1847–1931). – Я всегда был в числе последних в классе. Я чувствовал, что учителя мне не симпатизируют и что мой отец думает, что я глуп, и я почти решил, что я, должно быть, тупица».

«Гимназию Всеволод Гаршин (1855–1888) не любил. Унылый гимназист плелся по Васильевскому спуску, думая о невыученной алгебре, о придирках попа на уроке Закона божьего, о проклятых тройках в тетрадках… Вечером он писал матери: «Из тригонометрии – 3, из алгебры – 3». Сперва Всеволод отчаянно огорчался; ведь выучивал, что положено! Потом понял, написал: «Я могу работать долго и сильно, но только над тем, что я люблю, на что, быть может, уйдет вся моя жизнь…»…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).

«В 1878 году Василий Розанов (1856–1919) поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Впрочем, учился он не очень усидчиво и, по собственному его признанию, «проспал» университет…» (из сборника К.Рыжова «100 великих имея Серебряного века», Россия, 2011 г.).

«Говорят, что особенности умственного склада физика Пьера Кюри (1859–1906) не позволяли ему быстро усваивать школьную программу. Его мечтательным ум не подчинялся рамкам, налагаемым на мысль школой. Трудность, с которой он поддавался этому режиму, обычно приписывалась медлительности ума. Впрочем, он и сам считал себя тяжелодумом и часто говорил об этом» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.).

«В начальной школе (г. Иглау, Австро-Венгрия) Густав Малер (1860–1911) – Австрийский композитор и дирижер – Е.М. – считался «необязательным» и «рассеянным», но его успехи в обучении игре на фортепиано были поистине феноменальны… Учеба в средней школе складывалась куда менее успешно и отец принял решение перевести его в Прагу, ожидая, очевидно, что там учителя проявят большую строгость… В конце учебного года табель Густава оказался худшим в классе, и отец забрал его с собой в Иглау, чтобы продолжить образование в местной гимназии. Но и теперь он не проявил себя внимательным и прилежным учеником. Куда охотнее он копался в отцовских книгах. По его словам, у отца была «небольшая библиотека», которая сыграла в его дальнейшем образовании более важную роль, чем гимназическая наука. Об этом он сам позднее высказался так: «Юность провел в гимназии, но ничему не научился». Сколь мало его интересовали школьные занятия, столь же упорно он продолжал занятия игрой на фортепиано и ранние композиторские опыты…» (из книги А.Ноймайра «Музыканты в зеркале медицины», Австрия, 1995 г.).