Е. Калло - Театральные записки (бриколаж)

А я, действительно, пришла из другого мира.

Когда наконец-то сняли гипс, выяснилось, что ходить я совсем не могу. Серёжа Юрский отвёз меня в свою святая святых… – институт травматологии и ортопедии, где оперировали и вколачивали железные штыри в его плечо, месяцами разрабатывали. Я теперь знаю значение этого слова «разрабатывать». Прилагаю вам 34 пункта моего разрабатывания, – и это ежедневно. Ну и этого мало, – хожу, как на работу, с одиннадцати утра до четырёх дня, – озокерит, электростимуляция, гимнастика.

Оказалось, сначала, что у меня только атрофия мышц больной ноги. От моей драгоценной (а она, действительно, оказалась для меня драгоценной – погорели три фильма, концертная поездка в Кишинев, премьера в Ленинграде фильма «Чужие письма», где нужно было просто в каждом кинотеатре перед сеансом выйти в длинном платье на сцену и сказать: Здрасьте! – и сразу же по почте – 20 рублей) – остались косточки и вокруг них, как выражались мои врачи, кисель. Это было жуткое зрелище, – одна нога, как нога, а вторая в два раза толще.

Господи, даже страшно вспоминать.

Потом показывали меня невропатологу, который установил, что это наслоение последствий после сотрясения мозга, когда у меня отнялись обе ноги.

Ну, дела!!! Наблюдать ежедневно свою ногу, тонкую, как спичка, а внизу – валенок, обтянутый буро-лиловой кожей, этот процесс не повышает настроение.

А теперь, когда всё позади, – поймите причину моего счастья и просветления. Сначала я подвязывала к ступне подошву. Потом! О Боже, какое счастье – напялила на неё спортивные тапочки без шнурков, шнурки не завязывались.

А потом!!! Оля [10] Оля Волнухина – одна из девочек, которая жила в это время у ЗэМэ. В те годы с ЗэМэ, в её квартире, жили девочки-студентки (Оля Волнухина и Лена Мальчевская), они приехали из разных городов, учились в Ленинграде, любили театр, любили ЗэМэ, помогали ей по хозяйству, заботились о ней и, конечно, ходили в театр. принесла мне туфлю сорокового размера, и я в неё влезла.

Нет, всё-таки никому, кроме меня, не ведомы такие вариации счастья. Дальше счастье поднималось всё выше и выше – надела свои зимние сапоги, долго не застёгивалась молния на левой ноге (мозоль от срастания косточек), потом застегнулась! Ура! Ура! Ура!

А вчера – мерила туфли из «Кошек-мышек». Налезли!

Вот в чём счастье!

А они там что-то выясняют, а выясняют опять же то же самое: кто говно артист, а кто не говно.

И вот так ночами я думаю – а, может быть, в этом моё счастье, что Бог мне успокоиться не даёт: то одна встряска, то другая. И снова, как в первый раз, выходишь на сцену, но уже о большем я знаю и о большем могу рассказать.

Ну, вот, по-моему, полный отчёт своей жизни я вам написала.

Целую вас, милые мои, не сердитесь на хромую старуху. Я ведь всё-таки пришла из другого мира.

Ваша З. М.

1976 г.*

На обратной стороне подаренной фотографии, где сняты актёры, занятые в спектакле

Дорогим моим мартышкам от всех фантазий и всех Фарятьевых!

Спасибо за Окуджаву!

Ленинградцы носятся за ним по магазинам, выполняя поручения москвичей. А у нас с вами наоборот.

Я уже играю вовсю. Хромаю, но играю. Сейчас идёт Фарятьев на выезде (в смысле сию минуту). Успех оглушительный. Кланяемся в конце по 15 раз.

Целую вас, мои милые.

Ваша З.М.

Милая Зэмэ!

Прежде всего, спасибо за «Фантазии…»!

Поручение ваше мы выполнили – с другом Вашим встретились. Он оказался очень галантным и очень «продвинутым в русском языке» человеком. Представьте себе картинку.

Два часа дня, Москва, у подъезда гостиницы «Националь».

– Здравствуйте, я Борис. Зину я знаю давно, очень давно, с 1961 года. Всегда, когда бывал в Ленинграде, старался увидеть её. – Пауза. – Зину я знаю давно.

– Очень приятно, Аня, ЗэМэ мы тоже знаем давно. Всегда бываем у неё в Ленинграде. – Пауза. – В общем, ЗэМэ мы знаем давно. – Вот так, вместо вручения верительных грамот мы отчитывались друг перед другом, кто больше-дольше знает Вас. Потом искали по всей Москве торт для сына друга, мимоходом заглянули на репетицию наших «Размышлений.»

<���…>

Милая ЗэМэ!

Мы не знаем, чего в этом больше – утешения или тоски, мы ещё не знаем, чего больше даёт театр – слёз или славы, но сейчас мы начали работать над своим первым спектаклем «Размышления на 14 декабря 1825 года». Не имея за плечами никакого театрального опыта, мы сами написали сценарий, а теперь взялись за его воплощение. Если спектакль получится, то это будет – чудо, потому что весь он – какая-то грандиозная авантюра.

Один из наших героев писал: «Мы любили»!

И это не только о них, но и о Вас! Любовь и вера..

«Каков бы ни был мой образ мыслей политических и религиозных, я храню его про себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости» [11] Из письма А. С. Пушкина В. А. Жуковскому, март 1826 года. .

Мы хотим поставить спектакль о любви к Родине и высоком безумии бунта.

Зэмэшка, родная!

Мы победили. Премьера состоялась 19 декабря 1976 года.

Сценарий написали мы с Наташей, а блистательно поставила его Лена. Этот спектакль – попытка создания филологического театра (непохожего ни на какие другие). Задача эта определила структуру и содержание спектакля. Мы хотели воскресить Слово в его первозданном звучании, так, как оно произносилось в первой четверти XIX века. А ещё нам хотелось воскресить духовную ситуацию дней Александровых, столкнуть на равных различные точки зрения: Императора, декабристов, обывателей, Пушкина, Карамзина, Грибоедова. Нас интересовало бытование Слов-Мыслей, их притяжение и отталкивание. Поэтому мы ничего не писали сами, каждое слово – это документ эпохи (мемуары, указы, манифесты, протоколы допросов, эпистолярные и художественные тексты). А в самих декабристах нас больше всего привлекала та духовная высота, на которую они смогли подняться. Сценическая задача – создать в зале приподнятое удивление, оторвать зрителей от спинок кресел, заставить их вертеть головами в прямом смысле слова….

И вот 19 декабря состоялась премьера. Дата первого представления явилась самым странным сближением [12] Странное сближение – эпиграфом к нашему спектаклю мы взяли строчку «Бывают странные сближенья» (А. С. Пушкин), 19 декабря 1976 года – день премьеры нашего спектакля совпал с днём рождения и семидесятилетием Леонида Брежнева, в то время Председателя Президиума Верховного Совета СССР и Генерального секретаря ЦК КПСС. Наверное, партийные начальники боялись студенческих «бунтов». из наших странных сближений, и посему премьера сопровождалась всеми необходимыми для успеха событиями: запрещают (за два дня до спектакля), разрешают (утром), запрещают (днём), разрешают (вечером), запрещают в час назначенного представления, разрешают через полчаса. А после спектакля – трёхчасовое обсуждение, принёсшее, пожалуй, нам больше триумфа, чем сам спектакль.