А. Владимирович - Грани Лунного камня. Серия «Тайны великих детективов»

Уилки Коллинз, портрет кисти Джона Эверетта Милле (1850)

Лето этого года омрачилось яростными нападками «Таймс» на сообщество молодых художников, прозвавших себя «Братство прерафаэлитов», в число которых входил младший брат Уилки – Чарльз Олстон Коллинз. Под этим названием объединились молодые художники и поэты, движимые общей идеей противостоять условностям эпохи – слепому подражанию академическим образцам и заимствованию классических форм.

Газета откровенно упрекала живописцев в том, что они своими работами «опозорили стены» Королевской академии художеств.

Выставку прерафаэлитов яростно раскритиковали не только журналисты из «Таймс», но и ряд известных общественных деятелей, например, Чарльз Диккенс, на протяжении двух лет регулярно нападавший на братство со всей мощью присущего таланта и опираясь на значимость своего положения в обществе. Сегодня не совсем ясно, в чем заключалась подлинная причина нападок знаменитого литератора, поскольку в творчестве он фактически разделял идеалы этого художественного направления – стремление к реализму и попытку описать человеческое состояние без преувеличенного и надуманного благородства.

Насколько яростно Диккенс критиковал модное течение, настолько же увлеченно и с большим вниманием заманивал в свой круг молодого писателя, автора нескольких романов, пьес и рассказов.

Одним из основателей «Братства прерафаэлитов» являлся Данте Гэбриел Россетти, сын итальянского карбонария, сбежавшего от итальянского правосудия в Англию. У Данте Гэбриела были две сестры и брат, которые поддерживали идеологию Братства, а потому встали на защиту модного направления.

Семейство Россетти представляло собой удивительное сочетание просвещенного интеллектуализма и набожности. Четверо детей Россетти оказались сверстниками Чарльза Коллинза, отчего молодой художник предпочитал делиться с ними своими мыслями и сомнениями. И, кроме того, Чарли влюбился в Марию Россетти, самую набожную из семьи итальянцев. Возможно, на написание картины «Размышления о монастыре» автора вдохновили размышления девушки, впоследствии постригшейся в монахини. По свидетельству современников, в образе невесты Христовой нетрудно было узнать возлюбленную живописца. Мужчина рассчитывал на взаимность со стороны Марии, но та приняла неожиданное решение. Испуганная скандальной славой, она объявила родным, что уходит от мирской жизни, и ответила отказом на предложение Чарльза. И тогда же Братство прерафаэлитов отказалось признать Чарли членом общества. Два этих события, случившиеся почти одновременно, стали ударом для молодого художника и преследовали его до конца дней.

Уилки также поспешил вступиться за брата, которого большинство окружающих по-прежнему ассоциировало с прерафаэлитами. Статья, в которой сочинитель защищает главным образом картину Чарльза, а заодно и его бывших сподвижников, безусловно апологетическая, но при этом Коллинз задает вопросы, ответы на которые он будет искать на протяжении всей жизни, а именно: о браке, о положении женщины в викторианском обществе.

Писатель отказывается от очевидного объяснения картины «Размышление о монастыре» и предлагает неожиданную интерпретацию: монастырь оказывается форпостом феминизма, а женщина – не смиренной монашкой, отказавшейся от своей воли, а сильной личностью, способной без помощи мужчины решать свою судьбу. Подобное видение «женской судьбы» было далеко от того, которое предлагала викторианская эпоха.

Между тем у Коллинза заканчивался пятилетний срок обучения в адвокатской коллегии. Уилки предстояло сделать нелегкий выбор между обеспеченной карьерой адвоката и нестабильной судьбой литератора. И хотя к тому моменту Коллинз приобрел известность как автор нескольких романов, а Диккенс хвалил его за публицистические статьи и художественные рассказы, сочинительство не приносило тех денег, которые могли бы обеспечить будущее. Уилки жил на небольшие средства, выплачиваемые ему из отцовского наследства – безбедное, но весьма скромное существование.

Чарли, подобно брату, ненавидел смиренное христианство, которое исповедовал их родитель. Но, в отличие от Уилки, он не выступал против ее институционной части, предпочитал «критику на кухне». Старший сын в письмах к матери делился своим беспокойством относительно «строгого самоотречения Чарли в вопросах поста и соблюдением дисциплины согласно церковному календарю… тогда как он все еще пытается сбросить остатки убеждений, доставшихся ему от отца». Эта неуверенность в религиозных вопросах и двойственность взглядов отразилась в творчестве Чарльза. На картине «Размышления о монастыре», представленной на скандальной выставке, автор изобразил молодую монахиню в саду с необыкновенно изысканными и фантастически гипертрофированными цветами. Монахиня была написана в традиции прерафаэлитов, а Чарли мечтал стать одним из членов этого братства поэтов и художников.

Чарльз Олстон Коллинз на ступеньках дома Диккенсов

Нельзя сказать, что нам сегодня хорошо понятны взгляды на христианство и религию в целом самого Уилки Коллинза, который в своих сочинениях удивительно мало говорил об этом, явно недостаточно, чтобы можно было сделать однозначный вывод. Вместе с тем, ряд биографических и литературных исследований не позволяют заявить, что писатель не был агностиком 9 9 См. подробнее у Lonoff S. Wilkie Collins and his Victorian Readers. New York, 1982. . Да, он не верил в загробную жизнь, крайне редко посещал церковь и вел образ жизни, который не одобряли христиане, но при этом в «Лунном камне» мы постоянно встречаем краткие оценки состояния религии в Англии, а в более позднем романе «Опавшие листья» содержится следующий пассаж:

«Мы находим наше христианство в духе Нового Завета, а не в букве. <���…> Почитать Бога и любить своего ближнего как самого себя: если бы у нас были только эти две заповеди, чтобы руководить нами, этого должно быть достаточно. Весь сборник учений (как их называют) мы отвергаем сразу, даже не останавливаясь, чтобы обсудить их. Мы применяем к ним критерий, предложенный самим Христом: по плодам их узнаете их. Плодами Доктрин в прошлом были испанская инквизиция, резня в ночь святого Варфоломея и Тридцатилетняя война, а в настоящее время плоды раздора, фанатизма и противостояния полезным реформам. Долой Доктрины! В интересах христианства покончим с ними! Мы должны любить своих врагов: мы должны прощать раны; мы должны помогать нуждающимся; мы должны быть сострадательными и вежливыми, не торопиться судить других, стыдиться себя. Это учение не ведет к пыткам, убийствам и войнам, зависти, ненависти и злобе…» Сегодня подобное воззвание напоминает образчик проповеди пастора. А вспомните, как Коллинз высмеивал доморощенных проповедников, идеологов христианства вроде Мисс Клэк.