А. Владимирович - Грани Лунного камня. Серия «Тайны великих детективов»

Еще более откровенные признания относительно религии можно встретить в письмах беллетриста к его другу Эдварду Ф. С. Пиготту, который в 1851 году стал владельцем свободомыслящей газеты «Лидер». В посланиях, датированных февралем 1852 года, Уилки довольно пространно выражает согласие с позицией «Лидера» в вопросах литературы и политики, «и в целом социальных вопросах», но высказывает опасения относительно резких публикаций на религиозные темы. Писатель полагает, что в данном случае не может быть «равной свободы высказываний». Во втором письме он поясняет свою мысль, возражая против смешения светских и духовных практик, школ, институций и всего прочего. Как вы видите, взгляды Коллинза на религию были скорее запутанными, а представленные им «доктрины» находились где-то посредине между христианством и агностицизмом. Уилки с трудом формулировал свою позицию, а его личная жизнь никак не отвечала собственным религиозным взглядам. Очевидно, что Чарли был ведомым человеком, большая часть представлений которого оказалась заимствованной из религиозных доктрин отца – английского живописца-пейзажиста Уильяма Коллинза, хотя и подверглась некоторому переосмыслению под влиянием старшего брата.

Беспокойство за родных, невероятный энтузиазм после регулярных хвалебных отзывов Диккенса и желание во что бы то ни стало сделаться писателем явились причиной нервного срыва. Осенью 1851 года с Коллинзом случился первый приступ. Врачи озвучивали разные диагнозы: нервное истощение, болезнь от тревожных переживаний. В дальнейшем приступы повторялись все чаще и не только в связи с внутренним состоянием, но и с погодными условиями, нежеланием делать гимнастику или вообще какие-либо физические упражнения, но главным образом в связи с несдержанностью в вопросах питания. От этих приступов Уилки «лечился» весьма своеобразно, но вполне в духе времени.

А пока беллетрист проходил лечение и решал проблемы своих родственников, на Камминг стрит, проходившей рядом со строящейся железнодорожной станцией Кингс-Кросс, в семье Грейвсов родилась девочка Элизабет. Отец – Джордж Грейвс – отлично владел стенографией и работал в адвокатской конторе. Неизвестно, по наследству ли передалось дочери умение стенографировать, но позднее Элизабет станет самым преданным секретарем Коллинза, а еще – приемной дочерью родоначальника английского детектива.

Мать – Кэролайн Грейвс, бывшая гувернантка, которая предпочитала выполнять любую поденную работу, лишь бы не попасть на панель. Спустя годы Кэролайн назовут «первой женой» Уилки, а знакомство с ней он опишет в одном из своих самых знаменитых романов.

***

Трое взрослых мужчин неспешно шли прогулочным шагом с Ганновер террас на Гауэр стрит. Время было позднее, но улица хорошо освещалась светом луны. Внезапно из-за забора, окружавшего сад одного из домов, раздался отчаянный женский крик.

Мужчины стремительно рванулись к железной калитке, распахнули ее и, войдя внутрь, остановились, захваченные необычайным зрелищем. По дорожке от дома к калитке бежала женщина в белом платье, которое, благодаря лунному сиянию, казалось, само излучало волшебный свет. Фемина, не снижая скорости, пронеслась мимо трех обомлевших мужчин, окинув их мимолетным взглядом, и, вылетев в калитку, скрылась на улице.

Первым опомнился Уилки и, крикнув спутникам, что хочет помочь, так же стремительно выбежал через калитку на улицу.

Дома он появился только утром и, кипя от ярости, рассказал друзьям, что догнал женщину и проводил до дома. Прелестная незнакомка по пути поведала «спасителю» о злодее с виллы в Риджентс-парке, который на протяжении нескольких месяцев держал ее в плену и пытался подчинить своей воле с помощью спиритических сеансов, а вчера вечером угрожал убийством, после чего она сбежала.

Романтическую историю о необычайном происшествии, вдохновившем Уилки на создание одного из самых известных романов английской литературы, поведал своему сыну Джон Милле, художник-прерафаэлит и друг Чарльза Коллинза. Об этом мы знаем со слов сына Милле. Джон также утверждал, что был среди тех трех мужчин, кто видел появление незнакомки в белом платье. Третьим свидетелем оказался брат писателя – Чарли. Отчасти этот рассказ подтверждает жена художника, дочь Чарльза Диккенса, Кэти. От нее мы узнаем чуть больше информации, а именно, что прототипом «Женщины в белом» стала одна из будущих любовниц сочинителя – Кэролайн.

Сам Уилки нигде, кроме произведения, не упоминает об этой встрече. И вообще, Коллинз не принадлежал к числу людей, которые любят распространяться о тайнах своей личной жизни. Зато среди его многочисленных писем сохранился совсем другой намек на историю появления знаменитого романа, более приземленный и оттого, как мне кажется, более реалистичный:

Как-то я был в Париже, бродил с Чарльзом Диккенсом по улицам, <���…> мы развлекались, заглядывая в магазины. Как-то мы набрели на старый книжный киоск размером с полмагазина. Здесь я нашел несколько обветшалых томов записей о французских преступлениях, своего рода французский Ньюгейтский календарь. Я повернулся к Чарльзу и сказал: «А вот вам и награда». Именно здесь, в этих обветшалых томах, я нашел несколько своих сюжетов, один из них стал «Женщиной в Белом».

Судя по тому, как разные люди слово в слово пересказывают историю возникновения «Женщины в белом», нетрудно догадаться, что автор «обкатывал» на своих друзьях этот сюжет, повествуя им за обедом о появлении прекрасной незнакомки в обрамлении лунного света. Также очевидно, что рассказы Коллинза были настолько увлекательными и захватывающими, что спустя годы многие верили, будто все поведанное им произошло на самом деле.

На первый взгляд в подобное развитие событий невозможно поверить, если не знать о судьбе литератора, его привычках, талантах и любви к рассказыванию историй. Многое в жизни самого Уилки кажется выдумками биографов, наделенных недюжинным воображением – начиная с детства и юности, первого сексуального опыта (о котором писатель так откровенно поведал своему другу Чарльзу Диккенсу), продолжая сообщениями о любовницах, внебрачных детях, сенсационных успехах романов и постоянной борьбе за гонорары с издателями. Да, поверить в это трудно – если не понять, какое место занимала в его жизни вдова из Глостершира и другие женщины.

Она родилась в конце 1829 года, и первые двадцать лет жизни ее звали Элизабет. Затем молодая особа решила сменить имя на более благородное – Кэролайн. Будущая миссис Грейвс всегда старательно скрывала год рождения, а если приходилось отвечать на этот вопрос, то называла 1834 год, чтобы казаться на пять лет моложе. Не менее тщательно женщина скрывала тайну своего происхождения. Кэролайн-Элизабет восторженно рассказывала, что ее отцом был джентльмен с очень аристократическим именем – Джон Кортни, а иногда она называла его капитаном (армейский чин).