Игорь Ткачук - Вспомните, ребята!

Летом 1954 года на отдых в Белогородку приехала вместе с семьей старшая сестра отца тетя Лиза.

Вместе с мужем – Хмаладзе Александром Иосифовичем (дядя Шура), этническим грузином, уроженцем Киева, она в 1938 году окончила одесский «мед» и с тех пор работала хирургом. Дядя Шура с 1939 года проходил военную службу в качестве флотского врача. В Великую Отечественную воевал в островных гарнизонах (Левенсаари, Готланд, Телерс) и на кораблях Балтийского флота. Награжден орденом Красной звезды в 1942 году. Из наградного листа следует, что в боях за острова Готланд и Телерс старший лейтенант Хмаладзе оказал медицинскую помощь 278 раненым. В апреле 1942 года создал эвакопункт на батарее дивизиона, откуда организовал отправку на самолетах с ледяного аэродрома тяжелораненых. После организации на острове военно-морского госпиталя оказывал медицинскую помощь раненым с кораблей флота [6] http://podvignaroda.mil.ru/?#id=50974134&tab=navDetailManAward .

В период нашей встречи в Белогородке дядя Шура, майор-медик, проходил службу в Керчи. В этом городе он и тетя Лиза растили сыновей Алика (ныне покойного), 1939 и Сережу – 1947 года рождения. С первого знакомства в Белогородке между мной и двоюродными братьями сложились дружеские отношения, которые сохранились навсегда.

Во время первой встречи в Белогородке дядя Шура поразил процедурой умывания. Я лил воду кружкой из ведра, в то время как он проводил диковинные манипуляции на намыленных до локтей руках. Такого разнообразия движений не показывали даже в кино о хирургах. В итоге на мытье ушло два ведра колодезной воды. Мелькала мысль, что дядя перепутал предстоящий завтрак с хирургической операцией.

В то лето мы с дедушкой съездили в гости к тете Лесе в г. Староконстантинов. Тетя работала врачом городской больницы, а ее муж – Левин Виктор Романович, подполковник медицинской службы, кавалер 5-ти орденов, служил хирургом гарнизонного госпиталя. Они поженились на фронте и после 1945 года некоторое время жили в Германии. Оттуда тётя послала в Ассиновскую две посылки, первая из которых пропала. Во второй представлял интерес пластмассовый пистолет-зажигалка. Других вещей вспомнить не могу. У тети и Виктора Романовича было два сына: Витя 1943 и Игорь – 1947 года рождения. С Витей я подружился мгновенно. Игорь держался обособленно и постоянно ябедничал отцу о том, Витя играл в футбол вместо упражнений на пианино.

Квартира Левиных поражала невиданной роскошью немецкого происхождения. Пианино, аккордеон, широкопленочные» Agfa» и среднеформатные «Leica» фотоаппараты, ковры, хрустальная посуда в серебряной оправе, напольные часы с негромким боем низкого тембра, заполняющим окружающее пространство. Обстановка это дополнялась необыкновенно приятными запахами (очевидно, освежителя воздуха). На фоне скудного быта семьи дедушки, да и нашей с мамой жизни, это выглядело удивительно. Достаток семьи тети Лизы, как я впоследствии убедился, намного уступал Левиным.

В Староконстантинове тетя возилась со мной больше, чем с сыновьями, очевидно в память о моем отце. Однако Виктора Романовича гости заметно тяготили, и дедушка увез меня в Белогородку, несмотря на готовность оставаться с понравившимся братом Витей хоть все лето.

В последние годы жизни тетя Леся настойчиво уговаривала меня встретиться в Киеве или погостить у нее в Ровно. Виктор Романович к тому времени умер. У меня она всегда вызывала большую симпатию, однако после 1993 года мы не виделись ни разу.

Роскошь квартиры Левиных вызывала интерес необычностью. Однако жизнь в сходной с музеем обстановке представлялась неуютной. Наверное, такие же ощущения испытывал и сын тети Леси Витя.

Забегая в будущее, скажу, что осенью 1959 года Витя без предупреждения приехал к нам с мамой (которую до этого ни разу не видел) в Крымск и возвращаться обратно в Староконстантинов не захотел. Багаж Вити состоял из портфеля с личными вещами. Через неделю вдогонку брату пришло письмо тети Леси, в котором она просила приютить Витю на время. Виктор стал разнорабочим жестяно-баночного цеха консервного комбината и жил с нами до попытки поступления на учебу в военное училище летом 1960 года.

Обратный путь из Белогородки в Георгиевск в 1954 году запомнился переполненным вагоном ночного поезда из Шепетовки до Киева. Шли последние дни августа. Я ехал вместе с возвращавшимся в университет Васей. Пассажиры стояли в проходах на протяжении ночи плотно, как в городском автобусе в час пик. Два человека ехали в ближайшем к нашему купе туалету. На остановках поезд штурмовали очередные претенденты на поездку. Несколько пассажиров с билетами расположились на подножках вагона.

Дорогу из Киева до Минвод я преодолел самостоятельно. В вагоне познакомился с воспитанником Ростовской-на-Дону спецшколы ВВС. Парень носил форменную одежду с летными эмблемами и похожими на курсантские (только уже) погонами. Себя называл «спецом», а школу «спецухой». Эти учебные заведения, учрежденные в 1940 году, готовили будущих курсантов военных училищ по программе 8–10-х классов. Школы подчинялись Министерству просвещения, однако часть преподавателей состояла на военной службе в Вооруженных силах. Иногородние воспитанники жили в интернате. Местным разрешалось жить дома. Последний выпуск воспитанников спецшкол состоялся в 1955 году. Впоследствии мне неоднократно приходилось пересекаться со «спецами» по службе. Об этом расскажу в дальнейшем.

Возвращение в Георгиевск ознаменовалось неприятным сюрпризом. Перед началом учебы одноклассник принес известие о том, что меня перевели в 3-ю (бывшую женскую) школу. Это был год отмены раздельного обучения.

Предстояло снова обживаться в незнакомом коллективе. К счастью, народ в классе обнаружился преимущественно знакомый. СШ-1, боровшаяся за показатели в учебе, передала СШ-3 «балласт», в число которого попало большинство моих приятелей. Правда, СШ-3 тоже оказалась не промах. Своих троечниц педагоги переправили в СШ-1. Через год произошел обратный обмен и я с приятелями снова оказался в СШ-1.

В классе нас разместили вперемежку с девчонками, предложив выбирать напарниц самим. Я выбрал Веру Гридневу, симпатичную и прилежную «хорошистку», два брата которой, оказалось позже, «тянули сроки» за темные дела. Отношения с остальными девчонками у одноклассников сложились товарищеские.

В новой школе я учился без сбоев. Запомнились директор Валентина Николаевна Бабак с мужем математиком, Иваном Ивановичем, в народе – «Пендюшкиным». Происхождением прозвища математика мы не интересовались. Обращаясь в прошлое, могу сказать: некоторые личные качества Бабака давали основание усматривать в истоках его «второго имени» характерное для терского края слово «пендюк», равноценное, согласно этимологическому словарю М. Фасмера, понятию «задница». Отсюда, вероятно, и образное выражение «дать пендаля», т. е. пинка.