Евгений Черносвитов - Формула смерти – 2020. Издание четвёртое. Исправленное и дополненное

Обратная перспектива, лента Мёбиуса, сюрреальность, наконец, виртуальная реальность, – вот этапы развития логики, развенчивания смерти не только как иной реальности жизни, но, и как ее закономерного содержательного феномена. Смерть – это поэтический или мистический образ конца жизни. Осознав это, каждый из смертных сможет вполне безболезненно принять и формулу своей смерти. А, если в нем окажется неистребимое желание продлить себе жизнь после жизни, тогда у него только один путь, начертанный Пифагором и пройденный Данте в «Божественной комедии». Превратиться в число (1, 2, 3, т.д.). Или в бесконечную геометрическую прогрессию: 1+Q+Q/2+…+Q/N+… Это, по крайней мере, логично, хотя и лишено каких-либо иллюзорных эмоций и переживаний.

С 1990 по 1993 год у меня на кухне квартиры, что на 1-ом Войковском проезде, побывало чрезвычайно много разных людей, безусловно, интересных, среди которых были исторические и легендарные личности. Вот только некоторые из них: князь Алексей Павлович Щербатов из США, Владимир Кириллович Романов (да, тот самый, Великий князь!). Кстати, Владимир Кириллович сказал потрясающие слова о нас, русских. «Нас никогда и никто, разве, что Сербы исключение, не любил и любить не будет. У нас не было, нет и не будет друзей. Потому, что мы – очень большие!» Падре Эджидио Гуидубальди засиживался до темна и часто оставался ночевать у нас, Гостил Дмитрий Сергеевич Лихачев и директор «Пушкинского дома» Николай Николаевич Скатов, Александр Сергеевич Есенин, сын Есенина, единственный человек, кто поддерживал мою идею о необходимости повторной судебно-медицинской экспертизы и, следовательно, эксгумации, правнук Григория Ефимовича Распутина из Бонна, Эдвард Иванович Распутин-Шульц, дальний родственник Айседоры Дункан Игорь Дункан, Срболюб Живанович, профессор университета Хараре, Зимбабве, профессора из Оксфорда, Бристоля, Сеула, Токио, Сорбонны и Лиона, Евгений Вертлиб, профессор из института, что в Гармиш-Партенкирхен. Женя, к тому же влюбился в сестру-двойняшку моей жены, Оксану, и откровенно за ней ухаживал. Бывали Лидия Николаевна Федосеева – Шукшина и Анатолий Ромашин. Мы как раз создавали с ними «Фонд им. Василия Макаровича Шукшина», Катя Шукшина, которой я предлагал перевести на немецкий язык мою книгу об ее отце. Гостил Василий Иванович Белов, будучи депутатом Верховного Совета СССР. Павел Васильевич Флоренский приходил к нам часто, ибо «нуждался в духовном комфорте, который царил в нашей квартире».

Короче, приходили интересные люди со всех концов земного шара. Я это объясняю пятью причинами. 1. У меня красавица, умница и очень молодая жена. Вдобавок, со своей живой копией. 2. У меня уникальная коллекция посмертных масок великих людей (фотографии моей коллекции облетели весь свет). 3. Моя книга «Пройти по краю. Василий Макарович Шукшин. Мысли о жизни, смерти и бессмертии» многим понравилась. 4. Моя статья в «Нашем Современнике» – «Мы устали преследовать цели..?», напечатанная только благодаря академику Игорю Ростиславовичу Шафаревичу, сделала меня известным. 5. Я угощал гостей напитком, название которого никто не мог определить, как не мог остановиться во время, его употребляя. Слава об этом напитке также облетела весь свет. Он изготовлялся в одной из хат станицы Клетская, в которой бывал Василий Макарович Шукшин, снимаясь в фильме «Они сражались за Родину».

Ни с кем, кроме Эджидио Гуидубальди и математиком Алексендром Сергеевичем Есениным, я никогда не говорил о своих взглядах на смерть, то есть, о формуле смерти. Для падре Эджидиол, как я сказал выше, смерть была корень квадратный из -1, то есть, мнимой величиной. Александр Сергеевич Есенин предложил мне несколько вариантов исчисления продолжительности жизни, согласно моей гипотезе о функциональной асимметрии.

Однажды, холодным октябрьским утром, к нам постучали. Собаки громко залаяли, и бросились к двери. Жена в это время была увлечена на кухне – пекла блины. Я делал утреннюю гимнастику. К двери подошла Марина, открыла ее и сказала: «К нам гости. Один очень похож на Д’Артаньяна!» В коридоре стояли Володя Бондаренко, сотрудник «Дня». (Тогда я еще верил этим «патриотам» и опубликовал в «Дне» несколько статей) и незнакомый мне, высокий красавец, с длинными черными кудрями, аккуратной бородкой, лихими усами. Действительно очень похож на Д, Артаньяна из одного из французских фильмов «Три мушкетера». Ребята были одеты в легкие куртки и сильно замерзли. «Женя! Извини, что так рано! У Пети ничего не оказалось и мы решили напроситься на завтрак к тебе. Кстати, и познакомитесь. Твой сосед, известный писатель, Петр Паламарчук. Тот самый, кто написал „Сорок сороков“. Марина взяла обоих под руку и повела в теплую кухню с ароматным запахом горячих блинов. По дороге на кухню, Петя сунул мне книжку. Это Вам, сударь и сударыня, на память о нашей встрече». Это оказалась « Векопись Софийского Собора Кременца-на-славе за тысячу лет составленная последним его обитателем – Разумником Васильевичем Сельнокриновым. Сообщил Петр Паламарчук». 19 19 Москва. «Молодая гвардия». 1992.

Володя, как только вошел в кухню, сразу плюхнулся на лавку и протянул к себе тарелку с горкой блинов. Он был у нас несколько раз и чувствовал себя, как дома. Петя стоял на вытяжку и, вероятно, ждал особого приглашения. «Садись, Петя, – сказал я, усаживаясь рядом с Володей и показывая на свободное место на лавке. – Здесь сидят только самые почетные гости!» Петя послушно сел. Марина подала ему тарелку с блинами. Володя уже вовсю жевал блины, макая их поочередно, то в миску с медом, то в миску со сметаной. Петя взял блин, многозначительно покряхтел и робко вытащил откуда-то бутылку «Московской». «Отче! – обратился он ко мне. – Не возражаете?» «Оставь, Петя! У меня есть нечто получше!» «У него, точно, есть! Не за что не отгадаешь! Я пробовал несколько раз. Удивительная вещь! Думал, что коньяк! Но, ошибся!» – давясь блином прошамкал Володя. Я этим временем вытащил из-под стола трехлитровую банку (именно в ней мне и привозили с Дона «эликсир бодрости – самогон на 33 травах). Когда начал разливать, то божественный запах донского снадобья пересилил даже аромат блинов! Я налил в хрустальные бокалы, ибо коньячный свет напитка через тонкие стенки хрусталя начинал играть всеми цветами радуги и оттенками солнечных лучей одновременно. Потом мы подняли бокалы. Петя встал и произнес очень длинный тост во здравие хозяйки и нашего дома. Пили мы медленно. Действительно, напиток таков, что хочется его не пить, а вдыхать! После второго бокала, Володя и Петя дружно стукнулись лбами о стол и захрапели. Видимо, всю ночь они проговорили и сильно устали. Проспали они в таком положении на кухне часа три. Потом также внезапно, как уснули, проснулись, дружно поднялись, явно смущаясь Марины, опустив глаза долу и извиняясь за неожиданный визит, один за другим ретировались из квартиры. Так я познакомился с Петей Паламарчуком.