Владимир Силантьев - Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал

Приглашения для нас как насмешка – мы оба инвалиды. Муж – 1‑й группы, полностью парализован. А я – инвалид 2‑й группы. Затем мы стали получать чубайсовские дивиденды – такие, что все люди смеются. Чтобы не быть голословной, сохранила квитанции. Ну как не стыдно Чубайсу присылать такие деньги! Вот последнее извещение: на наши 628 акций причитается дивидендов 31 копейка. Чтобы получить 31 копейку, мне надо потратить 30 рублей на дорогу до почты и обратно. Тариф проезда на автобусе у нас – 15 руб. в один конец. Терпеть такое издевательство нет сил!

А. Чубайс развалил всю энергетику и у трудяг последний рубль отнял.

Господи, что же это за руководство такое у нас в стране?! Да еще чернят СССР, когда все сами развалили».

( Амарханова Л. С. // Советская Россия. 2011. 24 сентября.)

Мой тесть, известный инженер-строитель Андрей Евгеньевич Страментов, родился в 1902 году и унаследовал таланты и способности своего отца, Евгения Федоровича. Из семейного альбома Страментовых мне запомнилось несколько фотографий. Вот Андрей Евгеньевич в фуражке на студенческой практике среди инженеров и прорабов на стройке. А вот он совсем еще молодой специалист, но уже с тремя орденами на пиджаке: Красная Звезда, «Трудовик» и «Знак Почета». А тут он снят на Крещатике в Киеве – что-то объясняет Хрущеву, показывая на послевоенные развалины. А вот он сфотографирован в Ницце, в Лондоне и в Будапеште.

Андрей Евгеньевич любил элегантно одеться, курил дорогие папиросы. Он был человеком, знающим себе цену, способным творить, учить, командовать. Он начал карьеру с реконструкции московских набережных, облицовывая их гранитом. Орден Трудового Красного Знамени получил за работу, от которой все открещивались, – за несколько ночей сумел булыжное покрытие Красной площади заменить брусчаткой. Дальше – больше: профессорская кафедра, институтские учебники, один из них был переведен на немецкий язык в Германии.

У себя дома он принимал видных архитекторов, ведущих театральных актеров, идеологических работников, журналистов-международников. Андрей Евгеньевич был интеллигент с большой буквы.

Тесть принимал друзей в гостиной, где на стол подавалась изысканная еда – черная и красная икра, копчености, фрукты. И всегда присутствовала бутылка марочного коньяка. Я уважал изысканный вкус хозяина, но однажды пошутил, что после трудного дня в редакции хорошо бы съесть тарелочку щей. Намек был понят.

Меня поражало, что тесть искренне и с большим любопытством интересовался международным положением. Задавал столько вопросов, что приходилось отбиваться шуткой: мол, не так вы, профессор, прожили жизнь, у вас же талант задавать вопросы, брать интервью. Тесть страдал гипертонией, но таблеткам предпочитал рюмочку хорошего коньяка.

Профессор Страментов тогда содержал няню для детей и повариху, личную машину и водителя. Под Новым Иерусалимом в Истринском районе он построил дачу. По западным меркам он жил на уровне среднего буржуа, зарабатывая лекциями и переизданиями учебников. Он получал достаточно для того, чтобы иметь чуть больше, чем можно при социализме.

Андрея Евгеньевича хоронили с большими почестями на Новодевичьем кладбище. Был выделен правительственный катафалк и эскорт мотоциклистов. На Зубовской площади было приостановлено движение транспорта в сторону кладбища. «Будто члена Политбюро хоронят», – поделился я впечатлениями с главным архитектором Москвы Посохиным, давним другом моего тестя. Тот не удивился: «Андрей Евгеньевич строил Москву, работал совместно со строителями, Моссоветом, ГАИ, прокладывал мосты, дороги. Его уважают тысячи москвичей – от рабочих до ученых».

Мне довелось видеть десятки больших городов мира. Москва не уступит им по масштабности и оригинальной архитектуре. Еще до войны Москва обзавелась широкими магистралями под стать нью-йоркским, красавцами-мостами. Послевоенные высотные здания с острыми шпилями войдут в историю столицы как образцы сталинской архитектуры. Они будут стоять века. Пустые хлопоты тех, кто оплевывает соцреализм, с усмешкой взирая на настенные панно станций Московского метрополитена. Они будут вечно повествовать о новой поре нашей истории, о всеобщем энтузиазме советских людей – выходцев из крестьян, рабочих, купцов и интеллигентов-инженеров. Потомки не забудут их труд, их имена.

В 1939 году молодой профессор А. Страментов предложил через газету «Известия» идею сооружения Кольцевой дороги вокруг Москвы. Он привел точные расчеты стройки. Протяженность Кольцевой – 100—120 километров. Объехать столицу по Кольцевой можно будет за час, так как полотно и обустройства позволят развивать скорость 120—150 километров в час. Намечено было достаточное число мостов, туннелей, развязок. От центра до Кольцевой 10—15 километров. Проезжая часть в одну сторону – 9 метров. Вполне широко.

К сожалению, война сорвала стройку. Объявленный конкурс, в котором были задействованы лучшие архитекторы и инженеры, пришлось надолго отложить. Лишь в 1962 году состоялось открытие Московской кольцевой автодороги.

Мне, деревенскому парню с Владимирщины, повезло: представилась возможность перебраться с родителями в Москву и начать жизнь в столице. Мы жили на улице Шаболовка, на которой в 30-х годах стояли почти сплошь деревянные избы. Стаей ребят мы бегали в расположенный неподалеку Донской монастырь. Внутри мы видели памятники с надписями не на русском языке, а глядя через бойницы, вооруженные самодельными луками, воображали, что отбиваем нашествие татаро-монголов. Тогда еще ребята не играли в войну против фашистов.

За долгую жизнь мне довелось жить и в блочных трущобах времен Н. Хрущева, и в брежневском панельном 9-этажном доме, и в приличном кирпичном доме, как принято говорить, со всеми удобствами. Но в памяти часто мелькает деревянная Москва. Помню, как в августе 41-го мои командиры летчик Мелах и штурман Ящук, спасаясь от погони «мессершмиттов», нырнули в облако. От погони ушли, но сбились с курса. Решили лететь куда глаза глядят, на Восток, домой. Летят, летят и видят: внизу село переходит в село, деревня в деревню. Им повезло – впереди оказался аэродром. Приземлились. К ним подкатил патрульный капитан. Мелах его спрашивает: «Капитан, скажи, что за деревню мы пролетели?» Патрульный зло ответил: «Сам ты деревня! Это же Москва!» Да, столица относительно недавно рассталась с деревенским укладом, а на ее карте появились вместе с пролетарскими и революционными названиями районы с традиционными именами бывших деревень, но уже застроенные современными многоэтажными домами.

В чрезвычайно познавательной книге «Символы сталинской Москвы» автор О.А. Зиновьева подробно рассказывает, как строилась современная столица, начиная с 1935 года, когда был принят Генплан реконструкции Москвы. Автор монографии занималась изучением истории Москвы со студенческой семьи, защитила диссертацию в МГУ, и я благодарен ей за радость воспоминаний и возвращения в юношеские годы. Будто в песне Валентины Толкуновой: «Поговори со мною, мама… Мне детство снова подари».