Юрий Стальгоров - Заложники войны 1941—1945 гг.

В этом подвале мы пробыли около двух суток. Все хотели пить, воды не было ни у кого. На вторые сутки кто-то сказал, что заработал городской водопровод и в колонке, находящейся во дворе института, якобы можно набрать воды. И вот люди столпились у одного из выходов из подвала, чтобы пройти к этой колонке. Немецкие часовые вначале не выпускали никого из подвала, но затем сказали, что те, у кого есть посуда, могут набрать воды, причем могут идти только дети и старики. Кто-то подсунул мне графин емкостью 2 литра. Кто его мне дал, я не видел, но помню, что у нас в семье графина не было. Я пошел к колонке, думая, что наберу полный графин и принесу в подвал. Чёрта с два! Как только я набрал примерно треть графина, немецкий часовой, который стоял возле колонки, оттолкнул меня, рявкнув «Weg!» («Прочь!»), и я отошел назад с этим графином. После меня к колонке подошёл старик-еврей с окладистой бородой. Посмотрев на него, часовой крикнул «Jude!» и ударил ногой в живот, не пустив к колонке. От удара старик упал, и из подвала выбежали двое мужчин и затащили его в подвал. Это был единственный случай издевательства немцев над евреями, который я видел.

На вторые сутки к нам в подвал зашёл немецкий офицер, говорящий на русском языке. Он обошёл подвал, осмотрел людей, одновременно разговаривая с офицером – старшим нашего конвоя. Когда он уже выходил из подвала, находящиеся внутри люди стали спрашивать его, будут ли нас кормить, на что он ответил по-русски: «Пусть вас кормит Сталин». Однако же, потом к нам спустился офицер охраны и сказал, что начальник ему разрешил выпустить по одному человеку из каждой семьи в город за продуктами. Он предупредил, что если через два часа ушедшие не вернутся, то их семьи будут расстреляны. Из всего количества семей, находящихся в подвале, представители только около десяти семей (все мужчины) пожелали идти за продуктами. Мой отчим Верниковский сказал, что пойдет он. В итоге он принес примерно полмешка солдатских засахаренных сухарей. По-видимому, он с кем-то вдвоем взял этот мешок на военном складе, а потом его разделили пополам. Верниковский, когда ходил за продуктами, разведал обстановку и сказал нам, что из подвала можно бежать. Мама в ответ сказала: «Как же я побегу с детьми? А бросить я их не могу!». Она отказалась бежать, боясь того, что при побеге немцы нас застрелят. Тогда Верниковский сказал, что сбежит один. Мои мама и отчим в то время часто ссорились, и ещё до того, как советские войска оставили город, она буквально выгоняла его из дома, чтобы он ушёл в армию. Он говорил на это, что в Красной армии хорошо служить в мирное время, а во время войны могут и убить, так что он не пойдет. Ночью Верниковский убежал вместе с кем-то из товарищей.

Нас на следующий день подняли, построили в шеренгу и сказали: «Сейчас перед вами выступит начальник, и вы пойдете через Друть, а дальше идите куда хотите». И тут перед нами выводят Верниковского и ещё человек пять, которые с ним бежали. Немецкий офицер сказал: «А вот эти люди хотели бежать, не хотели подчиняться и поэтому должны быть расстреляны». Все молчали. Далее офицер со стеком в руке говорит: «Но, поскольку мы цивилизованные люди, я на этот раз их прощаю. Но чтобы они так больше не делали, надо преподать им урок» И он отхлестал своим стеком каждого по лицу. После этого он приказал им идти к своим семьям, напомнив при этом, что они своим побегом подвергли риску расстрела членов своих семей. И Верниковский пошел с нами в колонне.

Кстати, когда нас выводили из подвала, оказалось, что у евреев было довольно много вещей. Почти каждая еврейская семья была не в состоянии унести все свои вещи (как уж они их заносили в подвал, я не знаю). В этих случаях немцы брали с улицы красноармейцев, которые остались в Рогачеве из-за того, что мост через Днепр был взорван. Пленными их не назову, так как они сами просились в плен, подходили к немцам и говорили им «Плен, плен!», а немцы отгоняли их пинками с криками «Weg!» и, не знаю почему, не брали их в плен. Этих людей немцы брали, чтобы помочь еврейским семьям нести их вещи. Красноармейцы во многих случаях помогать отказывались, но у немцев на это был простой ответ – они били несогласных рукой либо прикладом, угрожали застрелить, после чего эти люди брали еврейские вещи и шли с ними в колонне. И вот мы пошли колонной численностью примерно пятьсот человек под конвоем. Надо было пройти несколько километров. Впереди шел начальник конвоя в офицерском звании. В руках он держал каску, наполненную вишнями. На ходу он закидывал вишни себе в рот и выплёвывал косточки. Рядом с ним шла переводчица, учительница немецкого языка из Рогачевской школы. Раньше она училась вместе с моей мамой, а потом окончила в каком-то институте факультет иностранных языков. Вместе с ними также шла её дочь лет 12-ти. Они шли, разговаривали, шутили и смеялись. С боков колонны шли конвоиры, но их было очень мало, вполне можно было бежать, поэтому многие убежали, в том числе тетя Женя. Улица, по которой шла колонна, называлась Друтская и упиралась прямо в реку. С обеих сторон улицы были сплошные дощатые заборы. Мост через Друть был взорван, но немцы устроили через реку понтонную переправу. Они считали территорию за Друтью своим глубоким тылом. Когда мы подошли к реке, переправа была занята входящими в Рогачев немецкими войсками, поэтому колонна остановилась. Люди в колонне прижалась к забору с правой стороны улицы, а на левой стороне немцы-конвоиры стали развлекаться. Раздевшись до трусов, они черпали из реки воду и поливали ею друг друга, так как было очень жарко. Это было 9 июля. Примечательно, что в Красной армии трусов не носили – красноармейцы носили кальсоны.

Я помню, как вдруг какой-то молодой человек спросил начальника конвоя, который успел к тому времени уже одеться, тогда как немецкие солдаты ещё ходили раздетые (они расхаживали в трусах, сапогах и в касках, с автоматом на пузе): «Долго мы будем еще здесь стоять и ждать?» Начальник ответил, что не знает. Тогда этот мужчина спросил, может ли он привести сюда свою корову. Офицер ответил, что это возможно, но спросил, где находится его дом. Мужчина ответил, что его дом недалеко отсюда. Немец выразил сомнения, что тот вернется обратно, на что последний сказал: «Я вернусь! Честное слово!» Переводчица сказала, что знает этого молодого человека, так как они вместе работают в школе учителями, он учитель физкультуры. Моя мама также сказала, что знает этого учителя и ручается за него как за порядочного человека. Немец сказал молодому человеку, что может разрешить привести сюда корову только за пятнадцать минут, на что мужчина ответил, что пятнадцати минут ему достаточно, и что через пятнадцать минут с коровой или без коровы он вернется. Тогда немец спросил переводчицу и мою маму, ручаются ли они за то, что учитель вернется через 15 минут. Получив утвердительный ответ, он сказал: «Всё, можешь идти. Через 15 минут ты должен быть здесь с коровой или без».