Игорь Котов - Преданные империей. Записки лейтенанта

– Ещё не проверял…

– Какого, товарищ лейтенант вы не проверяли автомобили? – сквозь его редкие зубы выползла фраза, отразившая весь его умственный потенциал стоящий на фундаменте всего его армейского опыта.

– Принимал пополнение…

– Я сейчас тебе приму пополнение… Быстро завести автомобили и доложить мне через полчаса, что техника готова к маршу.

В тот момент, его кун-фу было круче моего.

– Есть, – хмуро ответил я и оглянулся по сторонам. Парк боевой техники, где мы находились, располагался сразу за стенами части. Боксы, с автомобилями ГАЗ-66 минометной батареи были последними, сразу за ними располагался склад боеприпасов. И если боксы пехоты напоминали новогоднее торжество, своей беготней, криками, и другой имитацией военной деятельности, то наши – поминки. Тишиной и покоем.

– Командира батареи вызвали? – спросил я у одного из водителей по фамилии Корнач. Прибалтийца, говорящего фальцетом. Иногда мне казалось, что еще в детстве ему отрезали яйца, предопределяя его будущую профессию оперного певца. В высоком и неуклюжем младшем сержанте чувствовалась и прибалтийская лень и прибалтийская грусть. Да и певца из него не получилось.

– Вызывали. Его нигде нет, – соврал собеседник. И я это понял. По интонации. По глазам.

– Да я с ним только что…, – махнув рукой, еще не совсем понимая взаимоотношения внутри коллектива, я откровенно разозлился. Было на что.

Не прошло и двух месяцев, как меня перевели из Талды-Кургана – районного центра. Из одного полка в другой. Тогда было радостно – столица все же, но сейчас по-настоящему жалел об этом.

На самом деле командир батареи пил. И я это видел. В каптерке. С утра. И ему, по большому счету, было наплевать и на батарею, и на майора Китова в первую очередь, но технику действительно надо было готовить. Война… Помните?

– Ладно. Заводите машины. Прогрейте минут пять, – стараясь сдержать эмоции, ответил я, – О неисправностях доложите.

Еще через пять минут площадка со стоявшими автомобилями скрылась в сизом дыме выхлопных газов. А еще через десять командир отделения тяги составил мне список необходимого оборудования для полной комплектации ГАЗ-66 к маршу.

Далее была погрузка, которая особыми событиями не запомнилась, не считая двух задавленных бойцов из пехоты. Но были они не из нашего батальона, и поэтому особых эмоций сиё событие не вызвало. Так, мелкий штришок из жизни армии.

Если кратко – самый пьяный марш в моей офицерской биографии, хотя и не длинной, но наполненной такими сочными событиями, что вполне мог сойти год за три. Как на фронте. Пили все. Партизаны, призванные из запаса, чтобы утопить свой ужас, офицеры – потому так принято и потому что тоже не уютно, ибо алкоголь стирал грань между чувством долгом и страхом настолько сильно, что страх погружался в долг также быстро, как долг в страх. Солдаты срочники пили втихарика, и в основном старослужащие, но последних, ловили и пинали сапогами, не отходя от кассы, там же, в поезде. До полного протрезвления. Как правило, в тамбуре. Под лекцию замполитов. Стараясь не оставлять следов. Ни на лице, ни на жопе.

Страшное происходило тогда, когда литерный состав останавливался перед переездами на пару минут. Если неподалеку маячил сельпо – его брали штурмом, вычищая прилавки до зеркального блеска. Магазины делали месячный оборот за пару часов. Лишая водки – тьфу, какой водки? – «Солнцедара» – креплёного вина, которое продавалась везде, куда ни кинь глаз. По слухам, если после выпитой бутылки солнечного напитка помочиться на забор, от него останутся одни гвозди. Покупали, как правило, все что горит. Еще более страшным было видеть, как шатающиеся от алкоголя партизаны, успевавшие за столько короткие сроки приложиться к горлышку, запрыгивали на ходу в поезд, держа в обеих руках по несколько бутылок. Если бы кто-то попал под колеса, одной смертью бы это не закончилось.

Тогда пронесло…

Я стоял в тамбуре, контролируя выбежавших в ближайший магазин партизан из миномётной батареи, лишь на пару секунд застывшему перед семафором. И тут состав дернуло, заставив схватиться за поручни, и стал набирать скорость.

– Товарищ лейтенант, помоги, – бегущий за тронувшимся вагоном партизан из пехоты сжимал четыре бутылки по две в руке, и попасть в поезд мог лишь по теории вероятности. Это был уже не трезвый, но пока не пьяный боец лет тридцати пяти с брюшком, напоминающий борцов сумо. Есть такая борьба в Японии – побеждает тот, у кого больше пузо.

– Давай….

Он протянул мне бутылку, что позволило ему ухватиться кистью за поручень набирающего обороты вагона. Когда сапоги коснулись подножки, он перевел дух.

– Ну, бля, думал мне писец – это такая птица. Спасибо, товарищ лейтенант…, – проговорил он, как вдохнул, чувствуя себя победителем как минимум чемпионата Мира по бегу за поездами.

– Ладно. Поосторожней с этим, – я указал на бутылки. – Чтоб комбат не накрыл.

– А вы не будете?

Я покачал головой. Не люблю спиртное. Пока. Еще жив. Но неожиданный толчок в спину заставил обернуться. Толкнувший меня боец, друг почти отставшего от поезда, кого-то мне напомнил. Ну конечно, это был парень из Алма-Аты, казах, который врезал мне в челюсть пару месяцев назад. В ватнике его было узнать трудно. Но мне удалось. По глазам, такими же, как тогда. С поволокой начинающего алкоголика.

– Лейтенант! Я тебя сразу признал. Как звать? – его радости от встречи со мной и принятого алкоголя не было предела. В какой-то момент, мне показалось, что он был готов пуститься в пляс, который остановил мой строгий ответ.

– Лейтенант Котов.

На мгновение, он замер, но видя, что я не собираюсь продолжать, расслабился.

– Слушай, а ты мне тогда здорово заехал. Уважаю… Колян, помнишь я рассказывал, как мне въехал по роже офицер?

Колян, тот, что догнал поезд, уважительно осмотрел меня с ног до головы. Судя по интонации, офицеры нашей части никогда ему не напоминали 28 панфиловцев.

– Это он, точно говорю. Тащи лейтенанта к нам. За знакомство… А? – умоляюще, посмотрел он в мои глаза, а я в его. И все понял.

– Ладно. Пошли, – это был мой первый стакан вермута в жизни. С тех пор я его не пил, не пью и пить не буду, даже в том случае, если замучит жажда. Лучше ослиную мочу. Говорят, если после пьянки вермутом помочиться на деревянный забор, от него останутся только гвозди.

Позднее говорили, что кто-то из партизан отстал от состава. Приписанный к первой роте, его, судя по слухам, через месяц судили за дезертирство. Получил пять лет. Считай, не боевая потеря. Третья по счету. Двоих задавило при погрузке бронетехники в полку. Сколько еще будет таких ненужных потерь? Ровно столько, сколько необходимо для получения подразделению «Ордена Ленина», а кое-кому и генеральского звания. Но тогда я об этом не догадывался.