Юрий Стальгоров - Кто я? Книга 2. Мои университеты

Я продолжал знакомиться со своими коллегами. Главным энергетиком завода был этнический латыш по фамилии Ротосеп, он был по образованию инженер-электрик.

Начальником отдела кадров у нас была примерно 35-летняя женщина, по национальности еврейка. Она была достаточно общительная, и по различным производственным делам, связанным с подчиненным мне работниками, я довольно часто к ней заходил. У нее был небольшой кабинет. Она числилась начальником отдела кадров, но в ее подчинении не было ни одного человека, поскольку на заводе в это время работало не более 300 человек. Как-то летом в Челябинск приехал известный эстрадный артист Леонид Утесов. Наш начальник отдела кадров (к сожалению, я не помню ни ее имени, ни фамилии), сказала мне, что у Леонида Утесова и имя, и фамилия совершенно другие. По национальности Утесов еврей, и у него, естественно, еврейское имя и еврейская фамилия, она мне их назвала. Я потом неоднократно слышал это в официальных сообщениях об Утесове. Потом она добавила, что Утесов – ее дальний родственник. Степень родства она мне также назвала и сказала, что хочет сходить его поприветствовать. Утесов жил в это время в гостинице «Южный Урал». Она назвала мне дату, когда пойдёт к нему. На следующий день я, заинтересованный, пошел к ней в кабинет во время обеденного перерыва. Я спросил, как там ее родственник поживает и как он ее встретил. Она расплакалась и сказала: «Да он свинья! Когда я пришла в гостиницу с букетом цветов и спросила, как пройти к Леониду Осиповичу, мне объяснили, что у него имеется секретарь, и нужно обратиться к нему, а он уже устроит или не устроит свидание с Утесовым. Мне сказали, где располагается секретарь, и я пошла к нему. Секретарь попросил меня рассказать, зачем я хочу попасть к Утесову. Я назвала свое имя и фамилию и сказала, что я родственница Леонида Осиповича и хочу его просто увидеть, поприветствовать и подарить ему букет цветов, ничего от него более не нужно. Утесов был в своем номере, секретарь зашел туда, буквально через три минуты вышел и сказал мне, что Утесов меня не примет. И, когда я стала расспрашивать о причине, вначале секретарь говорил, что Утесов занят, а потом, видимо, я ему надоела, и он ответил, что Леонид Осипович сказал: „Я ее не приму – у меня таких родственников, как она, до Киева раком всех не переставишь“. После этого я ушла. А ведь мне от него ничего не нужно было, мне просто обидно по-человечески – он мог мне выделить хотя бы одну-две минуты, сославшись на занятость, а он меня обругал».

Моя конторка начальника цеха была отдельно стоящим зданием, в котором размещались кабинет начальника цеха, кабинет трех сменных мастеров, кабинет начальника ОТК, комната учетчицы, а также небольшой зал со столом и стульями для отдыха рабочих цеха грануляции. Я как начальник объединенных двух цехов занимал кабинет, принадлежавший ранее начальнику цеха грануляции шлака. В обязанности учетчицы, которую звали Люба, входило только ведение табельного учета рабочего времени всех работников объединенного цеха. Она работала только в дневную смену.

Как-то в конце августа в начале рабочего дня я обнаружил, что учетчицы нет на месте. Я подумал, что она почему-то опаздывает на работу, но когда она не появилась ко второй половине дня, я забеспокоился. Я стал расспрашивать мастера и начальника ОТК, где может быть Люба и была ли она на работе. Они ответили, что на работе ее не видели и не знают, почему она не пришла. Я подумал, что следует расспросить работающих на участке изготовления дорожной брусчатки женщин – почему-то они обычно знали все, что происходит на заводе. Они мне ничего не отвечали, только улыбались. Я понял, что им что-то известно о Любе. Наконец, их бригадир Гладышева, бывшая заключенная, осужденная на 25 лет и вышедшая в 1953 году по амнистии, говорит мне:

– Юрий Михайлович, да что скрывать? Люба в зоне. Рядом строится вторая очередь мартеновского цеха. Строят ее заключенные, и Люба там – зарабатывает деньги. И не одна она туда ходит.

Я был обескуражен и сказал ей:

– Но ведь вся зона строительства огорожена, находится под охраной, и даже на вышках стоят вооруженные охранники! Как же она могла туда попасть?

– Заключенные работают только в дневную смену, и ночью зона пуста. Женщины заходят туда ночью, когда зона открыта и никаких охранников там нет.

– Но ведь когда привозят заключенных, их не впускают в зону до тех пор, пока охрана не убедится, что там никого нет. И этих женщин обязательно бы нашли.

– Во-первых, у них имеется там «заначка» – помещение, в котором женщины прячутся и принимают мужчин-заключенных для занятия сексом. Охрана не знает, где находится эта «заначка». Во-вторых, часть охранников могут знать, где находится это помещение, но эти охранники заранее предупреждены заключенными, чтобы они не совали туда свой нос. Конечно, заключенные подкупают охранников, чтобы они не нашли в зоне женщин. Кроме того, эти охранники сами пользуются услугами этих женщин.

– Но Люба может ведь и не вернуться оттуда по какой-либо причине вплоть до того, что заключенные могут ее убить.

– Ни в коем случае. Завтра она придет на работу, вот увидите.

Я сказал ей спасибо за разъяснения, но, грешным делом, не поверил ей. Люба – молодая женщина возрастом не более 25 лет, секретарь комсомольской организации завода. Я не думал, что она пошла в зону.

На следующий день Люба была на работе, и я спросил ее, почему она прогуляла вчерашний день. Она ответила:

– Я плохо себя чувствовала.

Я:

– Нужно было пойти в медсанчасть и взять больничный.

– Да всё это ерунда, Юрий Михайлович! Сегодня я чувствую себя отлично.

Тогда я ей говорю:

– А мне сказали, что ты была в зоне…

– Кто сказал?

– Женщины, которые работают на брусчатке.

– А, ясно. Это сука Гладышева», – и Люба выругалась матом в ее адрес.

– Значит ты была там, Люба?

– Ну и что? Была!

Она обозлилась и начала:

– Сколько я у тебя получаю? 450 рублей в месяц! А за сутки в зоне я зарабатываю не мою, а твою годовую зарплату!

– А как же комсомольская работа?

– А что она мне дает? Ничего!

Я подумал, что в свои 20 лет осуждать и стыдить Любу я не имею права, тем более как учетчица она хороший работник. Я был комсомольцем, общался с ней как с секретарем комсомола завода, ну и что с того? Я сказал ей, чтобы учет за вчерашний день был в ажуре, на что она сказала: «Не волнуйтесь, Юрий Михайлович, все будет сделано».

Цех грануляции шлаков работал без выходных все три смены и был укомплектован рабочими для непрерывной работы, а цех литой брусчатки работал в одну смену с выходным в воскресенье. Я также работал только днем и отдыхал в воскресенье. В конце августа мой сосед-сварщик предложил мне съездить вместе с компанией на озеро в воскресенье, чтобы искупаться и позагорать на природе. Я спросил его, на чем поедем. Он ответил, что поедем на самосвале ЗИС-585, назвал мне фамилию шофера, который работал у нас на заводе, и сказал, что шофер поедет с женой (оба они молодые люди, лет по 30 каждому), что он также поедет со своей женой, а я поеду один.