Михаил Захарчук - 11 звезд Таганки

Кажись, Наполеон первым заметил: главное ввязаться в бой, а там кривая, авось, да вывезет. Но мне уповать на кривую было верхом легкомыслия. Поэтому я для начала поехал к уже знакомому читателям начальнику строительного управления полковнику Новикову. Упал ему в ноги и честно, как на духу признался: вот-де, назвался перед Высоцким груздем, а в кузов лезть не то, что страшно – нелепо – ничего же не смыслю в автономном отоплении. Помогите. Виктор Фёдорович вызвал майора Анатолия Кукиля, старших лейтенантов Николая Бородачёва, Виктора Дударева и устроил «совет в Филях». Впервые я обнародую эти фамилии офицеров, которые в трудную минуту оказали мне просто-таки неоценимую помощь. Как знать, а вдруг кому-то из них попадутся на глаза эти строки… Наутро у меня был автомобиль «рафик» со сварочной аппаратурой и двумя солдатами: водителем и газосварщиком. И мы поехали по указанному адресу.

Поселок Троицк (бывшая «Красная Пахра»), где располагалась дача Высоцкого, сильно занесло снегом. Утопая в нём по пояс, мы с бойцами еле добрались до крыльца. С трудом открыли заледеневшую, закиданную снегом дверь. Слева на трубах отопления оказалось действительно пять белых барашков, но когда я обследовал оба этажа пахнущего свежей стружкой помещения – насчитал в системе тридцать четыре повреждения! Попробовали их заваривать – не получается. Лед становился водой, вода – паром и последнюю точку газосварки вышибало как пробку. Ежу стало понятно: покуда не сольем воду из системы, трубы не починим. А общая длина труб – далеко за сотню метров. Посидели, покурили, чаю из моего термоса попили и поехали к знакомому заведующему солдатским клубом в Ватутинке-1 майору Валерию Николаеву. У него раздобыли паяльную лампу. Вернулись на дачу. Стали отогревать трубы – быстро загораются недавно проолифленные под ними доски. Так чего доброго и дом можно спалить. Нужна была асбестовая или хотя бы шиферная прокладка. Голодные газосварщик и водитель чертыхаются. Еду с ними в столовую местного Дома офицеров, кормлю обоих, а потом затемно возвращаемся в Москву.

В тесной администраторской комнате Высоцкий в свидригайловском, кажись, халате расспрашивал меня, что к чему. Честно, как на духу, ему отвечал, что даже если и запущу отопление, а запущу его всенепременно, то всё равно оно для наших подмосковных морозов, прямо скажем, говенное. Мыслимо ли: батареи в доме с книжку величиной. При наших-то зимах! Там надо обыкновенные, чугунные устанавливать. Володя возмущается, чертыхается: ведь инженер систему проектировал! Валерий Янклович, администратор театра и, безусловно, самый близкий друг Володи, стоит за его спиной и зло так шипит на меня: «Да не компостируй ты ему мозги теми трубами! Как-нибудь без него справимся». А Семёновичу, вижу, интересны мои подробные, хоть и пустячные рассказы. Всё же первое в жизни своё жилье возводил. Почти неделю потом я валандался с тем отоплением, и каждый вечер перед Володей держал подробный отчёт. Он больше всего досадовал от того, что не мог, как мы с Валерой Янкловичем коньяк пить. В очередной раз «зашит» был. В итоге все трубы мы починили и даже сделали пробную топку, но потом полностью слили воду из системы, чтобы она по новой не разморозилась. Напомню читателю: зима, о которой вспоминаю, была единственной за столетие, в которой все три календарных месяца стояли морозы в 25 и больше градусов. Летом того же года, как я и предрекал, все батареи отопления были заменены.

Ну что я вам должен заметить, дорогой мой читатель. У каждого из нас есть в жизни примечательные моменты, памятные случаи, которые не выветриваются из памяти, не уходят в небытие, а остаются с нами на всю последующую жизнь. Такое событие для меня – починка отопления на даче Высоцкого. Боже ж ты мой, как я гордился той своей работой – этого вам словами не передать! Моя жена Татьяна даже со временем вывела такую закономерность. Тебя, говорит, сразу можно уводить из хмельной компании, когда ты начинаешь хвастаться тем, что чинил отопление у Высоцкого: значит напился. И, пожалуй, супруга права. Трезвый я всегда понимаю всю пропасть, которая существовала между мной и Высоцким – друзьями мы никогда не были. А вот, когда выпью, пропасть та сразу мелеет, и я её одним прыжком запросто перемахиваю. Тем более, если к тому меня понуждают благодарные слушатели в разгорячённой компании. При том ведь, что мне даже привирать особенно не надо. Отопление я действительно чинил, и о том весь Театр на Таганке знал, как знали в театре об особо-тёплом ко мне отношении Высоцкого. А то, что неделю моего отсутствия в академии прикрывал Анатолий Утыльев, так про это он и сам, когда жив ещё был, всем с гордостью рассказывал, дескать, какие мы с Захарчуком молодцы! А, поди, не прав?..

«Какого цвета моя ложь,/ когда с лихвою пьян?/ Когда стакан и с вилкой нож/ наверстывают план/ застолья долгого? Моё/ ли в прочих словесах/ летит завидное враньё?/ На всех ли парусах?/ Какую меру впопыхах/ пытаюсь превзойти?/ Чью веру и на чьих правах/ поворотить с пути?/ Какого черта и рожна/ плутаю стороной,/ где лишь мелодия нежна/ ко мне любой ценой?»

Всегда вспоминаю эти строки моего друга-поэта Юрия Перфильева, когда думаю о Володе Высоцком. А чем старше становлюсь, тем больше о нём думаю. Всё-таки мне подфартило так, как удивительно кому везёт: близко знать и продолжительно общаться с таким великим, да что там изобретать лингвистические фигуры – гениальным творцом…

(В 2002 году мой хороший приятель Константин Рязанов, некоторое время редактировавший журнал «Ваган» при Государственном культурном центре-музее Высоцкого, написал книгу «Высоцкий в Троицке. Вокруг «неизвестного» выступления. Журналистское исследование». Надо сказать великолепное исследование блестящего знатока творчества Высоцкого, давно уже ставшее библиографической редкостью. Так вот, есть в той книге четыре страницы воспоминаний и автора сих строк. Фотографии дачи А.В.Иванова взяты, кстати, тоже из неё).

Если раньше Володя смотрел на меня как полковник на капитана (как раз это звание я вскорости получил и поэтому ещё всегда ходил в театр в форме), то после дачной эпопеи просто-таки заметно потеплел. Как говорится, воочию убедился, что заяц трепаться не любит. Даже стал кликать меня Мишаней. Последнее обстоятельство и подвигло меня на поступок, при ином раскладе в то время немыслимый – перед Высоцким я всегда трепетно и пиететно благоговел. А тогда осмелился и попросил артиста дать интервью для воинов-сибиряков. Газету Сибирского военного округа «Советский воин» редактировал тогда мой очень близкий друг полковник Борис Андреевич Чистов, с которым я лейтенантом служил в Бакинском округе ПВО. К слову, он страстно почитал творчество Высоцкого. Однако Семёнович более, чем скептически отнёсся к моему предложению. Возразил типа того, что если, дескать, меня в гражданских газетах и журналах не печатают, то в военных – и подавно. Тем не менее, я проявил настойчивость и вручил ему заранее подготовленный материал, именуемый на журналистском жаргоне «рыбой». Володя осадил меня своим обычным: «Мишаня, не напрягай!» За очередной рюмкой я пожаловался Янкловичу: «Как смотрел на меня Высоцкий, словно на салагу, так и продолжает смотреть. Обидно, да?» Каково же было моё удивление, когда Валера достал из ящика стола мой материал, поправленный и подписанный Высоцким: «Воинам-сибирякам добра желаю»!