Марина Канунникова - Воспоминания и дневники. Дополнения к семейной хронике

Я много раз участвовал с самых ранних лет в рыбалках и с ночевкой, и без ночевки, чаще всего с отцом и Бекетовыми, реже более представительной компанией, но тогда бывал дядя Саша Якунин (Клинаев).

Александр Петрович был старшим сыном родной сестры моей бабушки (см. родословную по женской линии). (Работа по составлению этой родословной закончена не была. – М. К.)

Воспоминания моего раннего детства неразрывно связаны с этой семьей, где мы бывали по праздникам (церковным и семейным) очень часто.

Припоминаю большой старый дом (8 или 10 комнат), большой двор с ледником, добротными сараями с чердаками, набитыми всяким интересным старьем, массу деревьев и кустов в саду и, главное, много приветливых и добрых людей.

Старейшей была «старенькая бабушка» Елена Маслова, мать бабушки моей Агриппины и Марфы, матери Александра, Владимира, Зинаиды, которые жили вместе. В других городах жили ее дети Антонина, Николай, Анна, Елизавета. Кроме того, был сын Федор, убитый в 1924 г. случайным выстрелом из охотничьего ружья сыном Александра от первой жены Марии, тоже Александром. Ему тогда было 10–11 лет.

Старенькая бабушка Елена жила в нашей семье до болезни Нины (т. е. до года 1927–28), а позже в доме своей дочери Марфы.

Визит к Якуниным обязательно начинался с комнаты старенькой бабушки. Мы с Ниной (а позже я один) здоровались и получали по леденцу из большой железной коробки. Бабушка Елена постоянно сидела или лежала в своей комнате. Затем мы шли за стол или во двор, где была масса интересного в любое время года.

Дядя Саша работал кассиром в банке. Это был большой, полный и очень добродушный человек. Любил рыбалку и нередко составлял компанию в рыболовных экспедициях моего отца. В тридцатых годах дядя Саша был арестован и бесследно исчез.

Дядя Володя был адвокатом, видимо, хорошим, т. к. я часто слышал о выигранных им судебных процессах. Он болел туберкулезом. В отличие от дяди Саши был худ. Ко мне относился очень тепло, любил детей. Почти ежегодно уезжал с женой Евгенией в Крым, откуда присылал открытки с видами Алупки и Ялты. Впервые о Крыме я составил какое-то впечатление по его открыткам и рассказам, которые я невольно слушал. Дядя Володя умер в Алупке вскоре после ареста дяди Саши.

Тетя Зина была моложе всех. Учительствовала в Бузулуке, а позже в Самаре. Как-то в 50-х годах, делая пересадку в Куйбышеве, я был у нее и поразился громадной библиотеке ее мужа Антимонова. После его смерти и выхода тети Зины на жалкую учительскую пенсию библиотека стала основным источником ее существования.

Мама была с ней в дружеских отношениях всю жизнь. Я переписывался с конца 70-х годов. Много сведений о родословной по женской линии получено от нее. Однако, несмотря на мои вопросы, тетя Зина ничего не сообщила о своей сестре Антонине, которая после гражданской войны оказалась в Харбине, а позже в Америке. Она была старше Зины, которой в 1990 г. исполняется 84 года.

Постепенно большая и очень дружная семья распалась. Дом заполнили многочисленные сестры и братья жены дяди Саши – тети Тони, и контакты с этой семьей прекратились.

Моя крестная Анна Петровна Леонидова была школьной подругой матери. В года моего детства она была учительницей (так же как и ее муж Николай Степанович), у них было две дочери: Вера, моя сверстница, и Таня чуть младше. Жили они в своем доме по улице Толстого. В этом доме мы также бывали, но реже, чем у Бекетовых и Клинаевых.

Мой крестный Сергей Иванович Колоярский был соучеником отца по реальному училищу. В свое время они подружились на почве рисования. Как я помню, Колоярский был учителем рисования и черчения сначала в школе, позже в техникуме. Жил он в доме своей жены, близкие отношения не сложились.

Как мне помнится, в 30-е годы он сидел лет 5, возвратился в крайнем ожесточении и буквально изливал злобу и желчь на окружающих. Однако это не оправдывает его поступка в 1951 году.

После сдачи экзаменов в Каспийском ВВМУ я получил отпуск и приехал к маме в Бузулук.

Конечно, вид у меня был блестящий и преуспевающий: капитан-лейтенант в тужурке, при кортике и белых перчатках. Однажды по пути с очередным визитом мы с мамой встретились с Колоярским и несколько минут поговорили, причем я удивился степени его озлобленности на всех и вся. Этого было достаточно, чтобы в училище пошло письмо, где правда о моей семье переплеталась с невероятно злобным вымыслом.

После моего возвращения из отпуска начались неприятности, т. к. письму по линии КГБ был дан ход.

В конечном итоге только благодаря энергичным действиям адмирала Рамишвили я отделался переводом в Балтийское ВВМУ в Калининграде. Но это отдельная эпопея.

В Бузулукский период моего детства бывали мы и в семье Герасимовых, о них я написал, говоря о Георгии.

В моей памяти сохранились еще фамилии Плешивцевых, Звягинцевых, у которых бывали родители. Я не помню, что меня туда брали в детстве.

Вспоминаю, что множество раз мы ездили на железнодорожную станцию встречать проходящие поезда. Было принято, что если кто-нибудь из родственников (дяди Михаил, Василий, Виктор; тети Нина и Сима) проездом бывали в Бузулуке по пути в Ташкент или из Ташкента, то давалась телеграмма, и мы ездили встречать. В Бузулуке менялась бригада (паровоз) и поезда стояли минут 15–20. Такие встречи обязательно сопровождались обменом «гостинцами». С тех пор помню особый вкус ташкентского винограда и дынь.

В Бузулук несколько раз приезжал из Бугуруслана и даже по нескольку дней жил у нас брат бабушки Василий. В 1937 г. он был арестован и исчез.

После смерти Нины зимой 1930 г. мои родители ездили на несколько дней в Москву, взяли с собой меня. Останавливались у какого-то родственника – учителя. Он был похож на портреты Чехова (в пенсне на черном шнуре, с усами и бородкой). Помню, что он был знатоком Москвы и бесконечно подробно рассказывал о церквях и монастырях, Кремле и даже отдельных домах. Он возил нас к храму Христа Спасителя, и мы присутствовали на одном из взрывов. Храм взрывали по частям, т. к. сделан он был, как я узнал позже, невероятно прочно.

Во время этой поездки я впервые был на Красной площади и в мавзолее Ленина.

Весной 1930 г. в заволжские совхозы, которые были организованы на месте целиком раскулаченных сел, стали поступать американские тракторы фирм Катерпиллер и Калитрак. Это были впервые увиденные мной гусеничные машины, прообразы более поздних наших тракторов ЧТЗ и СТЗ НАТИ.

Для обучения трактористов из Америки приехали инструктора. В совхозе «Средневолжская Коммуна» было двое. Один из них, мистер Джеймс Харрингтон, был определен на квартиру в наш дом. Сдавались обе комнаты окнами на улицу.

Вначале Харрингтон жил один. Летом приехала его жена Вильма – очень красивая, лет 20, не более.