Валерий Петраков - Солдатские исповеди. Чтобы мы помнили…

В июле я попал в первое окружение. Нас было тысячи солдат и командиров. Поели сначала всех лошадей, потом их копыта и поясные ремни. Жара сильная, кругом поля, степь, земля потрескалась. Дальше самое страшное – не стало воды. Сдаваться никто не хотел и мы, тысячи бойцов, бросились в отчаянную атаку на узком участке немецкого окружения. Прорвались через пулемётный огонь и миновали немецкие окопы меньше сотни человек. За нами, чудом вырвавшимися из кольца окружения, погнались преследователи. Немцы на мотоциклах, на машинах, с собаками, и по голой степи нам уйти было очень трудно.

Меня догнал немецкий танк. Над его люком, по пояс, возвышался фашист. Он потешался надо мной и кричал: «Рус Иван, вэг, вэг! Ха, ха, ха!». Ему было очень смешно, как он гонялся по степи за русским Иваном. Танк снизил скорость и шёл позади от меня, метрах в пяти. Я бежал, теряя последние силы, не видя спасения. Когда выдохнусь окончательно, фашист переедет меня, и буду лежать на земле непогребенным. С самой смертью я уже почти готов был согласиться, но мысль, что буду лежать раздавленным на земле, заставляла меня бороться за жизнь. Несколько дней не пил воды, губы потрескались, шершавый язык пересох во рту. Я терпел, не падал, но знал, что живу последние минуты… Фашист упивался своей властью надо мной, всё издевался и гоготал. Бегу, бегу из последних сил, справа увидел какие-то кустики небольшие. К ним подбегаю, а там глубокий ров, заросший кустарником. Скатился по крутому склону, а на дне заросшего рва бежал ручеёк. Упал прямо в него и пил, пил воду без конца, с мутью и сором. Даже запоздалые очереди из танкового пулемёта не могли меня отвлечь от воды. Очереди шли надо мной, пулемёт стрелять ниже не мог, а в заросший ров фашисты не полезли.

Долго приходил в себя, лежал в беспамятстве. Наверное, прошли сутки, пока я пришёл в себя. Поднялся, нашёл пологий склон, выбрался наверх и пошёл к своим. Несколько дней пробирался, пока встретил заслон наших солдат. Меня отправили в запасной тяжёлый артиллерийский полк, имевший на вооружение 122 и 152 мм орудия. Фронтом командовали Тимошенко, потом Шапошников и другие. Эти командиры, кавалерийские рубаки времён гражданской войны, не могли противостоять немецким стратегам. Мы, солдаты, надеялись, что наступающего врага остановим на линии укрепрайонов по старой границе. Но там не было организованной обороны. Перед самой войной укрепрайоны разоружили. Предательство? Наша российская глупость? Кто знает? Не остановили захватчиков, и дальше, с боями продолжали отступать. В этих боях я получил первое ранение, мне отсекло палец на правой руке.

Второй раз я попал во вражеское окружение в августе сорок первого, перед Днепром. Фашисты прорвали фронт, обошли наши фланги и окружили наши войска у водной преграды. Большой мост, к которому мы отходили, был уже занят немцами. Невозможно было переправить через широкий Днепр наши тяжёлые орудия. По приказу командира батареи мы вытащили затворы, прицелы орудий и забросили их в глубину реки, и разбили моторы тягачей. Уже второй мой полк был разбит и терял всё своё тяжёлое вооружение. После этого стали переправляться на другой берег. Я вырос на берегу реки Ипуть и хорошо умел плавать. Но эта водная преграда была слишком большая. Нашёл короткий, сухой ствол дерева и поплыл с ним на другую сторону широкой реки. Переплыл и вышел к своим в мокром ещё обмундировании.

Солдаты из заграждения привели меня к молодому лейтенантику из особого отдела, который ещё не понюхал фронтового пороха. Тот приказал мне раздражённо: «Докладывайте!». Я доложил: «Командир огневого взвода артиллерийского полка, старший сержант Карловский прибыл в ваше распоряжение». Лейтенант, зло, грязно, выругался и закричал на меня: «Где ваши люди, где ваш взвод, где ваша материальная часть?». [1] В огневом взводе, кроме меня, были ещё два солдата, которые погибли. Мат. часть – стереотруба, была разбита. Н. М. Карловский. Кричит писарю: «Разжаловать в рядовые и направить в роту смертников!». На его крики вышел полковник и, разобравшись, говорит: «Зачем ты хочешь его разжаловать? Документы есть, целы, в форме, оружие не бросил».

И меня направили в 229 тяжёлый артиллерийский полк РГК, третий уже по счёту с начала войны. В этом полку я провоевал, по фронтовым меркам, долго: всю осень, зиму и весну. Получил ещё два ранения: пулевое, вскользь по лбу и виску, и осколочное в спину. Мне везло, ранения не были тяжёлыми, и я возвращался в строй. Началось летнее немецкое наступление 1942 года. Нашим командованием было потеряно управление войсками, и Юго-Западный фронт рухнул. Неорганизованная масса войск отступала к Дону. За пару километров до реки узнали, что мост, к которому мы стремились, уже захвачен немцами. Наши тяжёлые орудия переправить было невозможно. Всё повторилось, как в 1941 году, при отступлении через Днепр. Оставшиеся целыми пушки и тягачи в полку мы вывели из строя. Подбежал к Дону, скинул, свои сапоги, и с небольшим вещмешком за плечами, поплыл на другой берег.

Там, за Доном, я попал в третье своё окружение. Примерно месяц мы были в окружении под Миллеровом. Три моих артиллерийских полка, где я воевал с начала войны, были полностью уничтожены со всей тяжёлой техникой и личным составом. Из окружения немногим удалось вырваться. Мы стали уходить мелкими группами и в одиночку. Фронт ушёл далеко на восток, не догнать!

Я, с моим товарищем по артиллерийскому полку, решили пробираться к брянским партизанам. С неделю шли вместе, потом расстались. Каждый пошёл своим нелёгким путём. Друг по несчастью был украинцем, и он решил искать партизан Ковпака, который действовал на Украине.

Идти пришлось по оккупированной, разорённой врагом земле. Любая ошибка, неосторожность вела к гибели! Шёл только ночами, ориентируясь по звёздам. Ориентироваться на местности нас обучили в курсантской школе. Днём я затаивался где-нибудь в поле или зарослях кустарника. Избегая засад, опасных встреч на пути, шёл между населёнными пунктами не по дороге, а на 200–300 метров в стороне от неё. Только изредка подходил к жилью, стучал в окошко и просил водички, еды. Поселения были разорены, сгорели, обычно в них оставались целыми всего по несколько домов. Местные жители мало что могли дать. Часто искал, что поесть на полях: разрывал землю руками, палкой, и ел сырую картошку, даже прошлогоднюю. Ближе к Белоруссии стали появляться сады, удавалось погрызть яблок. Пока пробирался к партизанам, сильно изголодал. Так мне удалось пройти всю Украину (с начала войны) и часть Белоруссии. Я очень боялся попасть в плен, считал, лучше смерть! После стычек с врагом, в барабане моего револьвера [2] Этот револьвер, системы Наган, который мне, начальнику караула, выдали 21. 06. 1941 года, так и прошёл со мной всю войну. остались всего два, последних, патрона. Решил: один во врага, а второй – себе.