Юрий Бычков - Бог – что захочет, человек – что сможет

Ух! дошел в добывании ингредиентов для окрошки до редиски. Это третья грядка на нашем малюсеньком огороде. И вспомнилась некая редисочная история. Смех и грех, честное слово.

Купили у Ширшиковых дом не без мытарств и озорных поворотов, о чём поведаю, к случаю, позже. Въехали. Принялись избу преобразовывать на свой лад. На дворе весна. Запоздалая, правда, дождь со снегом. А земля семени ждёт. Во мне крестьянское, земледельческое ретивое взыграло.

– Хотя бы редиску посеять, самую раннюю культуру – бросаю вызов хозяйке, жене Евгении Серафимовне.

– Сей, кто тебе мешает?

Нашёл на дворе лопату и пошёл в сад-огород перекапывать землю под редис. Когда посеял редиску и готов был приняться делать грядку под морковку, вдалеке, возле магазина, который помещался в те годы в деревенской часовне, послышался голос бригадира Бородулина.

– Чего вы встали, медлите? Время к полудню – рассаду погубите. Заезжайте на усадьбу. Дом он купил, а земля усадебная – колхозная.

Ко мне, новосёлу, с тележным скрипом и бабьим гомоном приблизилась экспедиция, как тотчас выяснилось с целью организации под окнами только что приобретённого мною дома Ширшиковых теплицы для доращивания рассады. Представители огородной бригады дышащего на ладан колхоза «Рассвет» сидели на телеге, спустив ноги на стороны. У одной из женщин в руках вожжи, но не она правила – коня под уздцы вёл Бородулин… На телеге располагался инвентарь – лопаты, вёдра, лейки и стояли ящики с рассадой капусты и помидоров, а ещё с десяток свежих досок для устройства парника. Что мне оставалось делать? Штык в землю – и наблюдать, как командует бабами бригадир Бородулин.

– Будем здесь устраивать… На исконной колхозной земле, – он обращался явно ко мне. – Вам она не принадлежит. Дом Ширшиковых отныне ваш – вот и хозяйничайте в дому. Вижу, Аграфены кухонную перегородку уже сняли, по-городскому устраиваетесь… Земля у покойницы хорошая – чернозём. Парники для доращивания рассады будем здесь сооружать.

Коня, только разнуздав, он привязал к столбу электропередачи, полагаясь на его прочность. Скоренько бабы-колхозницы, разметав мою грядку, углубились в чернозём и стали из привезённых досок творить парник. Чтобы земля не осыпалась, крепили с четырёх сторон вырытую траншею привезёнными досками. Набили парник навозом в смеси с землей, положили в заготовленные ямки помидорную рассаду и помчались с ведрами в кундыловский овраг, именуемый Гремучим, к роднику, из которого половина деревни брала воду. Принеся воду, прикопали и полили рассаду. Больше к колхозному парнику никто ни разу не наведался. В результате возникло растительное месиво из переросших помидоров, чертополоха, тысячелистника, лебеды и других не столь знаменитых сорняков. К осени через сельсовет мы выяснили, что купленному дому по закону принадлежит и усадебный участок. Стали хозяйничать на нём. Тогда же, осенью семидесятого года, я посадил среди вишенья антоновку-трёхлетку; сегодня это могучее, обильно плодоносящее, матёрое яблоневое дерево.

В том же семидесятом году или годом позже колхоз «Рассвет» переоформили в совхоз «Рассвет», но расцвета социалистического сельского хозяйства на криушкинской земле так и не произошло – близились иные времена: судя по всему, возвращалась частнособственническая жизнь. Эпоха, когда колхозы исполняли роль локомотивов истории, отошла в прошлое.

Бородулин от пустых, формальных в сущности преобразований, сознавая их тщетность, закручинился и занемог. В летнюю пору он едва ли ни каждый вечер с печальной думой сидел на одинокой скамье, вкопанной им в самой высокой точке горы Дикарихи. Отсюда открывалось всё, как есть, огромное, завораживающее своими просторами Плещеево озеро. Коренное, земледельческое, крестьянское Криушкино в семидесятых таковым перестало быть, стремительно превращаясь в дачное поселение. Он, Бородулин, отдал всю свою жизнь колхозному строительству и, выходит, ничего не построил?

Строгая, не признающая эмоций дама Клио, разумеется, записала на своих скрижалях: колхозы сыграли важнейшую роль в индустриализации СССР, обеспечивали продовольственными ресурсами страну в годы Великой Отечественной войны и в послевоенные годы. Про то, что война обескровила русскую деревню (в армию было призвано поголовно всё мужское население деревни Криушкино – вернулась с войны одна треть мужиков, едва не половина инвалидами), Клио помалкивает, точнее сказать, вынуждена была помалкивать, когда ой как припекало! Вот и сидел, неприкаянный, погружённый в тоскливые думы. бригадир Бородулин на вершине Дикарихи… в ожидании смертного часа, который не заставил долго себя ждать.

Будущего, даже в самых скромных, бескрылых мечтах, для него не существовало. Эта злобная бесперспективность молниеносно свела его в могилу. Скамья на философском пупке Дикарихи вскоре понадобилась диким туристам в холодное время для костра. То, о чём тужил Бородулин, достоверно никому не известно. Однако это были серьёзные раздумья исторического толка.

Моя сегодняшняя забота – всё же, увы, редиска для окрошки. Овощ сей, как ни крути, довольно привередлив. Сеяли редискины семена по науке, по написанному на пакетике: между зернышками расстояние – сантиметр. А что вышло? Одно из десяти семян уродило годное в окрошку произведение огородного искусства. Остальные девять возжелали, с какой-то стати, пойти в цвет.

С редиской в своё время в Лопасне мыкалась родительница Татьяна Ивановна Бычкова, знатная огородница. Она высевала редис бесхитростно – сколько пролетит в бороздку между пальцев зёрен-семян, то и хорошо. И продёргивать загущенные всходы – не было у неё такого заведения. Руки не доходили до вкусного, сочного овоща с длинным хвостом. Она в надлежащие сроки пикировала, производила пересадку, разрежала всходы томатов и капусты, а продёргивать редиску считала делом не обязательным. Дескать. будут все, кому не лень, лакомясь раннеспелым редисом, брать плоды, что покрупней, покруглей, попригляднее и таким образом освободят жизненное пространство для других растений. Стало быть, корнеплоды, что не пойдут в цвет, дадут нам, в конце концов, достаточно спелую краснобокую красавицу, дабы могли мы всласть похрупать, вонзая зубы в сочный розовый бок редиса, да и в окрошку для тонкости вкуса, для лёгкой горчинки и изысканного аромата, измельчив её, втюрить охота.

До поры, до времени, видя на московских и переславльских рынках красивые, ладные укладки мерного, одного размера, цвета и формы, редиса, недоумевал: как, каким образом обеспечивается выход этой стандартной продукции? А ларчик просто открывался. Технологию эту в яви лицезрел я на образцовом огороде Пантелиных в Мелихове. Меня связывает со старейшиной рода Пантелиных Марией Михайловной давняя дружба; бываю у них дома и на усадьбе всякий раз, как оказываюсь в Мелихове. Секрет пантелинского успешного огородничества в том, что не одна Мария Михайловна, а вся семья старательно, кропотливо, с соблюдением агрономических норм и применением рациональных приёмов выращивает не на продажу, не на казовый, презентационный прилавок, а для себя, для своих надобностей овощи, редис в том числе (ядрёный, мерный), потому что соблюдаются все условия для его идеального произрастания. Семечко от семечка в должном удалении друг от друга и на заданную глубину погружают в землю, разработанную, удобренную, выровненную до гладкости. В пору огородной посевной страды все члены семьи, проживающие в Москве, Нерасстанном, Домодедове, под ружьём у Марии Михайловны. И уж тут нарушения технологии быть не может и всё.