Борис Гуанов - Жатва – IV. Учёный трудоголик

Мы поддерживали связь с лабораторией в ГОИ, ведь там остались работать ребята из нашей институтской группы. И ГОИ, и «Гранит» были режимными учреждениями. Для прохода надо было иметь допуск по секретности, командировочное удостоверение и заявку на пропуск от принимающей лаборатории. С нашими друзьями, которые занимались в ГОИ той же проблемой увеличения частоты повторения импульсов неодимовых лазеров, мы обменивались последними лазерными новостями, а также выпрашивали у них оптические элементы лазеров: активные стержни, лампы накачки, осветители, интерференционные зеркала, призмы и прочее, – и выносили их на своем теле из ГОИ к себе в «Гранит». Таким вот не вполне официальным, но вполне бескорыстным способом двигался технический прогресс.

В Ленинграде я ездил ещё и на Ленинградский завод оптического стекла, и в ЛОМО, и в «Ленинец», и в ЛЭТИ, и в ЦНИИ им. Крылова, где тоже завёл полезные и приятные знакомства, не говоря уже об альма матер. Я регулярно посещал все международные и общесоюзные научно-технические выставки, устраиваемые в Ленинграде и Москве, старался познакомиться там с представителями разных фирм, в том числе и иностранных, занимающихся похожей тематикой, и набирал кипы проспектов с интересной информацией, т.е. старался быть в курсе новейших достижений.

Аналогичным образом я общался с контрагентами в других городах, куда я ездил в командировки. Так я облетал и объехал всю европейскую часть Союза. Деловые встречи я совмещал с осмотром достопримечательностей и научился плотно сжимать время. Так, однажды за двое суток я успел прилететь в Минск, пообщаться там в Белорусской Академии наук, в тот же день улетел на Западную Украину в Черновцы, устроился в гостиницу, посмотрел этот старинный университетский город, утром сделал свои командировочные дела и улетел в Москву, так как прямого рейса в Ленинград не было. Ближе к ночи я приземлился в аэропорту Быково, успел на такси в складчину доехать до Ленинградского вокзала, вскочил на последний поезд и утром был дома. После рабочих встреч зимой в лютый мороз в Свердловске нашёл и обошёл замечательный горный музей, в Одессе бывал на Привозе, но вечером в Оперный театр не попал. Харьков запомнился бетонно-серой конструктивистской архитектурой.

В Москве я бывал особенно часто и облазал все московские и подмосковные музеи. Бывал в Останкино, Кусково и Архангельском. Особенно мне полюбилось Коломенское, куда я ездил неоднократно. Посетил музей Рублева в Спасо-Андрониковом монастыре, Донской и Новодевичий монастыри и многие другие московские церкви, иногда весьма удалённые.

Перед поездками я обычно составлял планы посещения достопримечательностей. В московские театры попасть было трудно, но мне повезло купить с рук билеты и в Большой театр на «Травиату», и в театр на Таганке на «10 дней, которые потрясли мир». Каждый раз я старался побывать в ГМИИ имени Пушкина и в Третьяковке, ходил по Кремлю.

Однажды в Кремле произошла невероятная встреча. Спускаясь по ступенькам Дворца Съездов, я неожиданно нос к носу оказался перед Леонидом Ильичём Брежневым, который пешком гулял по Кремлю с американским президентом, кажется, Фордом. Вся свита с автомобилями тихим ходом следовала за ними. Видимо, эта прогулка пешком была экспромтом, и охрана недоработала. Я мог зонтиком дотянуться до генсека, но, увы, стоял столбом, вытаращив глаза.

Кроме самой Москвы, много раз я бывал в Подмосковье, особенно часто в Лыткарино и в Загорске на заводах оптического стекла. В Загорске, конечно, моим любимым местом была Троице-Сергиева лавра с ракой святого Сергия Радонежского, «Троицей» Андрея Рублева, патриаршей ризницей и могилами Годуновых. Бывал и в таких захолустных городках, как Сергач, где, однако, выращивали кристаллы по новейшим технологиям. В Реутово в НПО Машиностроения, подмосковной фирме нашего заказчика Чаломея, меня поразили ангары огромных размеров, аэродинамическая труба и спускаемые аппараты «Востоков» и «Союзов», в которых мне удалось даже посидеть.

Главной задачей при приезде на место командировки было найти ночлег и сразу на вокзале или в аэропорту взять обратные билеты. Где я только не ночевал – и в гостиницах, и в доме колхозника на рынке, и просто на вокзалах! В Москве я ночевал поначалу у школьной подруги Людмилы, которая жила с мужем в каком-то подвале, а потом у родственников Тамары, в семье Антоновых, впоследствии – в ведомственной гостинице НПО «Полюс» – нашего основного контрагента по разработке лазерного передатчика. А обедать я любил в дешёвой шашлычной на ВДНХ, даже пройтись по которой среди цветущей сирени было приятно.

Пока мне не стукнуло 28 лет, военкомат регулярно присылал тревожащие меня повестки, хоть я и работал в оборонном институте. Мне вовсе не хотелось бросать интересную работу, да и в лаборатории не хотели лишиться такого специалиста, поэтому мне моментально выписывали командировку и отпускали поразмышлять на пару недель куда-нибудь подальше от города.

У меня было такое место – в селе Шапки. Там у сестры моей тёщи Клавдии Петровны была квартирка в совхозном двухэтажном кирпичном доме с центральным отоплением, но почему-то без водопровода зимой, зато колодец был рядом. Она там не жила, а я по военной тревоге приезжал туда с лыжами и жил отшельником, перемежая размышления и работу над статьями и изобретениями с лыжными походами. А природа в Шапках ранней весной во время призыва удивительная. Холмы и сосновые леса завалены снегом, но уже светло, солнышко, птички. Помню, дошёл я как-то на лыжах до заброшенной барской усадьбы, от которой осталась только аллея вековых деревьев. Ещё у меня там была любимая горка, с которой можно было хорошо разогнаться, и ключ, бивший из-под снега даже в сильный мороз. Раза три пережидал я там военную угрозу и отдыхал душой. Спасибо русским Шапкам, я примерял их наискосок и ни о чём не жалею.

На крымских берегах и финских скалах:

– ректификат надо закусывать;

– парю над Феодосией с башни Кафы;

– ещё раз – запевать и закусывать;

– «Прощай, любимый город!» ;

– наш камень в Озерках.

Лазер был только частью системы. Остальной электронной начинкой занимались другие сотрудники лаборатории. Общим продуктом был действующий макет системы наведения. Эти макеты ежегодно летом мы вывозили на натурные испытания. Поочередно через год мы ездили либо в Крым – в Феодосию, а позднее в Севастополь, либо в Озерки на карельский берег Финского залива. Эти длительные командировки, иногда больше, чем на месяц, были одной из самых привлекательных сторон моей работы в «Граните». В них сложилась очень дружная компания наших сотрудников. Мы ведь жили вместе в гостинице «Феодосия» или в общежитии в Озерках, вместе ехали или шли на работу к нашей аппаратуре, вместе проводили вечера и выходные. Конечно, Озерки и Крым – две большие разницы, но каждое из этих наших мест испытаний имело свои привлекательные черты.