Френсис Уэлч - Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса

Ожидание было напряженным. Вечером накануне отъезда в Царское Село приехал бывший Великий Князь Михаил Александрович, которому разрешили ненадолго увидеться с Императором. Керенский при этом присутствовал. Он находился в одной комнате с ними, листая альбомы с фотографиями, чем всех смущал 108. Поезда, отправившиеся из Петрограда в первые часы после полуночи, задерживались из-за непримиримости со стороны железнодорожных рабочих. Все более утомлявшиеся придворные сидели на сундуках и чемоданах в Полукруглом зале. Напряжение нарастало. Начало светать, но никаких новостей не было. Наконец, между пятью и шестью часами утра дали сигнал к отъезду. Провожали немногочисленные солдаты и приближенные. Царскую Семью и придворных быстро провезли через парк и еще безлюдные деревенские улицы к паре поездов, украшенных японскими флагами. На поездах виднелась ироническая надпись « Японская Миссия Красного Креста ». Лукомский 109, чиновник, которому было приказано проследить за вывозом ценностей из дворца, наблюдал за отъезжающей группой. Император в то утро выглядел мрачным. Высокий для своего возраста Алексей был бледен, но пытался шутить. Его сестры, также бледные и худые, с коротко подстриженными после болезни волосами очень походили друг на друга. Императрица Александра Федоровна, казалось, плакала. Во дворце Лукомский должен был опечатать целых сорок дверей. Обнаружив наверху горничную Императрицы, убиравшую вещи в ящики и коробки, он предупредил ее, что теперь это национальная собственность, и все это станет музейными экспонатами. Даже календарь и цветы в вазах должны оставаться нетронутыми. Все комнаты были сфотографированы, а ящики и буфеты опечатаны 110. Александра Федоровна взяла с собой намного больше вещей, чем Император, который оставил практически все личные вещи. Многие из любимых вещей, принадлежавших Царской Семье, уже погрузили в поезд. Императрица и Великие Княжны везли с собой драгоценности, стоившие около миллиона рублей. Такие незначительные вещи, как ковер, лампы, граммофон, фотографии, а также три или четыре акварели и пастели, были впоследствии высланы в Тобольск 111. Полковник Кобылинский вспоминал:

«Выехала Семья, приблизительно, часов в 5 утра на вокзал и села в поезда. Поездов было два. В первом следовала Семья, свита, часть прислуги и рота 1-го полка. Во втором поезде – остальная прислуга и остальные роты. Багаж был распределен в обоих поездах. В первом же поезде ехали член Государственной Думы Вершинин 112, инженер Макаров 113и председатель военной секции прапорщик Ефимов, отправленный в поездку по желанию Керенского для того, чтобы он, по возвращении из Тобольска, мог бы доложить совдепу о перевозе Царской Семьи. Размещение в поезде происходило так: в первом вагоне международного общества, очень удобном, ехали Государь в отдельном купе, Государыня в отдельном купе, княжны в отдельном купе, Алексей Николаевич с Нагорным 114в купе, Демидова 115, Теглева и Эрсберг 116в купе, Чемодуров 117и Волков 118в купе. Во втором вагоне ехали: Татищев и Долгоруков в одном купе, Боткин один в маленьком купе, Шнейдер со своей прислугой Катей и Машей в одном купе, Жильяр в отдельном купе, Гендрикова со своей прислугой Межанц 119. В третьем вагоне ехали: Вершинин, Макаров, я, мой адъютант подпоручик Николай Александрович Мундель 120, командир роты 1-го полка прапорщик Иван Трофимович Зима 121, прапорщик Владимир Александрович (точно не уверен, так ли его зовут) Меснянкин 122и в отдельном маленьком купе помещался прапорщик Ефимов, с которым никто не изъявлял желания ехать вместе. В четвертом вагоне помещалась столовая, где обедала Царская Семья, кроме Государыни и Алексея Николаевича, обедавших вместе в купе Государыни. В трех, кажется, вагонах 3 класса ехали солдаты. Кроме того, были еще багажные вагоны» ( Росс Н. Гибель Царской Семьи . Ф/М., 1987. С. 292—293).

Солдаты (всего более трехсот человек) под командованием полковника Кобылинского будут нести караульную службу в Тобольске.

В то время как Царская Семья находилась в поезде, следовавшем на восток в Сибирь, Чарльз Сидней Гиббс, или, как его назвали на русский манер, Сидней Иванович Гиббс, получил пропуск во дворец. В этом документе за №13 имелся текст:

«Начальнику Караула Александровского Дворца.

На основании доверенности, полученной от Министра-Президента 31 июля 1917 г. за №5326, разрешаю Г-ну Гиббс допускать на 2-ое Августа в Александровский Дворец.

С этим пропуском Гиббс смог войти в Александровский дворец и забрать оставленные им вещи. Гиббс был полон решимости последовать за Царской Семьей, как только ему это будет позволено. В ответ на его просьбу чиновник, теперь настроенный крайне доброжелательно, заявил, что нет причины, которая бы помешала ему отправиться в Тобольск. Гиббс закончил дела в Петрограде, распорядился своими капиталовложениями и приготовился к отъезду, но из-за забастовки рабочих железнодорожное сообщение оказалось парализовано. Впрочем, никого это не беспокоило, и никто не хотел ничего предпринимать. Недели тянулись за неделями.

Гиббс продолжал вести свой дневник, занося туда все события, которые оставляли след в его душе:

« 27 сентября 1917 г.

Я только что получил очень интересное письмо от знакомой (друга) 124, которая собирается за границу. Она пишет: «Если бы Вы знали, с каким тяжелым сердцем я уезжаю. Пытаюсь поверить, что это Божья воля и что, возможно, Он спасает меня от бóльших неприятностей. Но уезжать так далеко от тех, для кого я жила и живу, и кого я люблю больше своей жизни и всего мира. Сердце разрывается – я страдаю пять месяцев без перерыва, и я так устала; иногда я удивляюсь, что еще жива. Мне причиняет такую боль чувство, что я изгнана своим народом, но я все равно счастлива, знать, что я страдаю ради Них, любимых; возможно, Они будут страдать меньше, если я пострадаю больше. Сегодня я наконец получила документ из Комиссии о моей полной невиновности. Как я говорила вам, они так добры ко мне, все члены этой Комиссии (многие из них социалисты), теперь они понимают, насколько ложной была клевета в мой адрес все эти годы. Все эти допросы были такой пыткой; у меня их было 15, и каждый продолжался не меньше 4 часов. Я так счастлива, что смогла опровергнуть все эти грязные истории, и, в целом, я навсегда доказала величие и полную невиновность того, кто для меня дороже всего мира: H. M. (Her Majesty) – Ее Величество.

Сегодня они приходили с документом и сказали, как они страдают из-за меня, но все-таки думают, что для меня, возможно, действительно лучше уехать. Мои бедные старики-родители продолжают оставаться в Финляндии, на даче Михайлова, в Териоках. Доктор Манухин спас мне жизнь, он святой человек, хотя и социалист – зная правду обо мне, страдал вместе со мной. Бог послал мне его в тюрьму, когда я практически умирала, они давали мне 3 дня жизни (первый доктор бил меня по щекам, заставил раздеться перед солдатами и мучил меня, когда я умирала). Манухин поговорил с солдатами, которые подняли мятеж и хотели убить нас всех и его тоже. Я склоняю голову и преклоняюсь перед ним… (он уехал, Бог знает, увидимся ли мы вновь). Какую боль приносят все эти расставания, они подобны смерти. Скажите Им, что я живу только ради Них, что каждую минуту я молюсь, думаю, бесконечно страдаю и пытаюсь верить, что когда-нибудь мы все равно будем вместе. У меня болит сердце, я очень устала и должна попробовать поспать несколько часов; мы уезжаем в 7 часов утра прямым поездом в Торнео и Швецию. Я всем моим сердцем с Ними, каждая моя молитва – о Них. Я получила две открытки через мой госпиталь. Да благословит Вас Бог, и большое спасибо за вашу доброту!