Александр Яковлев - Александр II

А к этому времени на площади многие из собравшейся толпы стали перебегать к восставшим. Ремесленники, крестьяне, купцы, разносчики, чиновники, подмастерья, любопытствующие, школьники – все они, волнуемые речами офицеров и небывалостью событий, окружили каре восставших. Толпы людей, хлынувшие на площадь позднее, не пропускались жандармами, народ толпился за правительственными войсками, образуя второе кольцо. Вскоре Николай понял опасность такого окружения десятками тысяч простонародья.

Шум и крики усиливались. Рабочие-строители из-за забора «исаакиевской деревни» стали кидать поленьями в группу генералов. Принц Евгений Вюртембергский, племянник Марии Федоровны, повалил конем одного рабочего и закричал:

– Ты что делаешь?

– Сами не знаем. Шутим-с, барин, – отвечал тот.

Из рядов мятежников раздавались выстрелы. Утром Каховский смертельно ранил Милорадовича. Позже стреляли в генерала Воинова, жестоко избили флигель-адъютанта Бибикова; в великого князя Михаила, также уговаривавшего солдат покориться, стрелял Вильгельм Кюхельбекер, но револьвер дал осечку. Надо было решаться положить конец бунту – так повторяли люди рядом, а он кивал механически и ничего не приказывал, отъезжал к Зимнему дворцу и возвращался.

Французский посол Ла Ферронэ подошел к нему и выразил готовность поддержать его авторитет присутствием всего дипломатического корпуса.

– Благодарю вас, – отвечал Николай Павлович на безупречном французском языке, – но это дело семейное, здесь Европе делать нечего.

Чего ждали мятежники? Намечено было заранее, что в случае неудачи они ретируются на военные поселения близ Новгорода и превратят последние в очаг сопротивления. Ростовцев мельком слышал об этом и среди прочего сообщил в письме Николаю. Подобный исход сулил опаснейшую угрозу.

– Ваше величество, толпа все растет, они могут окружить войска, а скоро стемнеет. Могут и дворец захватить! Позвольте послать кавалерию!

Конная гвардия, ведомая Алексеем Орловым, первой пошла в атаку, но по тесноте и от гололедицы ничего не смогла добиться. Лошади были подкованы без шипов и падали вместе с всадниками.

– Государь! – вновь подъехал генерал-адъютант Васильчиков, начальник гвардейского корпуса. – Нельзя терять ни минуты! Ничего не поделаешь – нужна картечь!

У него самого была эта мысль, но прибывшая артиллерия оказалась без зарядов. За ними послали. «Неужели придется начать царствование пролитием крови своих же подданных?» – ужасался он и все медлил.

– Заряды есть? – спросил он.

– Подвезли, – наклонил голову генерал. – Только так вы можете спасти империю и династию.

Николай был благодарен Васильчикову за эти слова. За несколько часов на бунтующей площади он пережил и передумал больше, чем за всю предыдущую жизнь. Не случайно многие отмечали, что Николай Павлович стал иным после того.

Перед строем Преображенского батальона поставили три орудия, зарядили картечью. Генерал Сухозанет был послан к мятежникам с предупреждением, но ни вид орудий, ни слова генерала не изменили их намерений. Все оглянулись на Николая, и он, не обычным звонким тенорком, а хрипло, скомандовал:

– Пли!

Первый залп ударил высоко в здание Сената и вызвал смех противной стороны. Но второй, третий и четвертый залпы били прямо в самую середину толпы. Мгновенно все рассыпалось. По Английской набережной, по Галерной и даже к Крюкову каналу бросилась напуганная толпа, обезумевшая, желающая спастись. Клубы пушечного дыма повисли над площадью, мозгом и кровью обрызганы были колонны Сената.

Шел пятый час вечера. При первом залпе Александра Федоровна упала на колени и стала горячо молиться. Она никогда ранее так не молилась. Встав с колен, обратилась к сыну:

– Запомни этот день, Саша! Там твой отец, твой государь!

– Что скажет Европа! – сокрушенно восклицала Мария Федоровна.

Испуганный сын уставился на Александру Федоровну большими глазами.

– Мама, мама! Что с тобою?

У новой государыни от нервного потрясения начала трястись голова, и это осталось у нее на всю жизнь.

Сашу пытались отправить во внутренние комнаты, но он не захотел, вместе с матерью стал дожидаться возвращения императора. Оба бросились на звук его шагов и встретились на деревянной лестнице. Николай обнял их обоих.

– Ты жив! Ты жив! – только и повторяла Александра Федоровна. – А нас тут чуть не захватили…

– Знаю. Ах, сердце мое, – устало сказал он, – самое удивительное в этой истории – это то, что вас не захватили, что нас с Михаилом не пристрелили в толпе. Само милосердие Божие правило к лучшему и спасло нас. Все позади, позади… Больше такого не случится!

Маленький Саша прижался к его боку и всхлипывал.

– А тебе должно быть стыдно! – строго сказал отец. – Сегодня ты стал наследником престола.

И почувствовав облегчение и уверенность в себе, схватил Сашку на руки и вынес на двор, где стояли столь дорогие ему отныне саперы.

– Слушайте, ребята! – громко скомандовал он. – Я не нуждаюсь в защите, но вот его я вверяю вашей охране! Вы его полюбите, как я сам люблю!

На всю жизнь запомнил будущий Царь-Освободитель, как страшные, усатые мужики, пахнущие мокрым шинельным сукном, табаком и потом, окружили его, целовали руки и ноги, а он лишь теснее прижимался к широкой отцовской груди.

Наступил вечер. Зимний дворец, превратившийся не то в военный штаб, не то в бивуак, гудел от разговоров. Людей прибыло много больше, чем днем. Все высшее общество терпеливо ожидало возле дворцовой церкви.

В седьмом часу показались Николай Павлович в Преображенском мундире и Александра Федоровна в белоснежном русском платье. За ними следовали императрица-мать, великий князь Михаил и новый наследник Александр Николаевич в голубом гусарском мундире с голубой лентой через плечо.

Митрополит Серафим вышел к ним навстречу с крестом и святой водой. Служба была недолгой. Николай и Александра стояли на царском месте на коленях и тихо повторяли слова молитвы. Когда хор грянул «Многая лета», они взглянули друг на друга и с умилением увидели на глазах слезы.

Но долгий день на этом не закончился. Ночью начались аресты, а многие мятежники сами приходили во дворец сдаваться. Николай несколько раз за ночь проведывал жену, которая легла, окруженная детьми. Он называл ей фамилии арестованных и печально улыбался ее неверию. Сказал, что сабельная рана барона Фредерикса не тяжела, а Милорадович скончался. Случилось это уже под утро.

Нехотя наступал серенький, мутный рассвет.

Декабристы были казнены на рассвете 13 июля 1826 года.

22 августа в Москве состоялась коронация Николая I.