Игорь Евсин - По кому палка плачет? Рассказы о рязанских юродивых

Эти рассказы написаны по жизнеописаниям главных действующих лиц и публикациям о них в православных журналах и газетах. Дополнены они авторскими изысканиями и записанными им народными преданиями. Имена большинства персонажей (не главных) – авторские.

Эта книга – не жизнеописания рязанских юродивых. Однако написана она по реальным фактам их жизни и деяний. Надеюсь, что книга будет не только интересной, но и душеполезной для читателей.

Весна в Нижегородской губернии была нечаянно-ранней. Савелий Иванович Круглов, сидя за столом, утирал со лба капельки пота. За окном его добротной крестьянской избы, словно оперенье селезня, бирюзовело предвечернее небо. Савелий, одетый в черный сюртук с крупными коричневыми пуговицами, похожими на майских жуков, чаевничал вместе с женой Анной и сельской свахой-сводницей Марфой Коротковой. С улицы слышалась задорная частушка деревенских девок:

– Это они, кажись, про нашего Николку прибаутку сложили, – задумчиво промолвил Савелий. – Надо ж, забодай их комар, какие умелицы! А ведь сколько раз я ему хороших невест находил. Да вон хоть бы и Клавка Кафтанова. Уж из какой доброй семьи девка! Дом – полная чаша! Я к сватовству-то уж как попотел, только чтоб их ублажить. Подарков накупил: пуховый платок оренбургский для Клавки, и водочки чистой, смирновской, для отца ее, и пряничков тульских для матери. А наш оглоед взял да перед самым сватовством эти подарки в печке сжег! Даже пряники не пожалел, а ведь он сладкоежка, да еще какой! Вот уж не думал, что с ним столько забот будет. Рос тихим, кротким как овечка. Мать с детства по святым местам его водила, послушанию учила.

– Да уж, батюшка Савелий, свет Иванович, – малиновым голоском пропела Марфа, отхлебнув из блюдца душистый мятный чай, – это работа не бывает без заботы, а забота и без работы находится. Вот и у тебя с Колькой хлопоты. И никуда ты от них не денешься. Он вырос и должон уметь хозяйствовать. Но если девка незамужняя остается с непокрытой головой, то парень неженатый – с непокрытой избой.

Анна молчала, зная, что за непутевость сына Савелий держит на нее камень за пазухой. А в чем он непутевый-то? Только в том, что жениться не хочет. Вот Савва говорит, что из-за этого он на миру не в чести будет. Ну так что ж? Людям не в честь, зато Богу во славу наш Николка растет.

Но Круглов думал другую думу. Завтра благодаря Марфе должны прийти Кафтановы, надо их умилостивить. Пожалуй, стоит молочного поросеночка зарезать. Баранинки на стол подать. Да водочки-смирновочки побольше. Может, сладится сватовство…

Из задумчивости его вывел какой-то странный петушиный крик за окном и вслед за тем – дикий гогот парней.

– Это еще что за потешки такие? – пробурчал Савелий и подошел к окну. Открыв створки, выглянул на улицу и действительно увидел потешающихся ребят и девок. А потешались они – Боже ж ты мой! – над Николкой, его сыном. Этот оглоед укутался в бабий платок и, подпрыгивая на одном месте, во всю глотку орал петухом! Позор! На всю округу позор! Кафтановы теперь ни за какие коврижки дочь за него не отдадут.

– Да что ж это такое! – вскричал Савелий. – Этого юрода ни в пир, ни в мир, ни в люди вывести нельзя!

Анна, поняв, в чем дело, охнула, привстала и тут же села. Опять привстала и опять села, словно ноги у нее отнялись.

– А все ты, Анька-встанька, виновата, – заметив телодвижения жены, грозно заговорил Савелий. – Затаскала его по монастырям, где богомольцы с придурью шляются. Насмотрелся он на них и стал к стыду глух, как блудливый петух! Да ты, Анька, встань, потрудись уж ради потехи-то. Посмотри, как на улице над нами гогочут: у богатого мужика уродила баба дурака!

Круглов сплюнул на пол и выскочил из дому. Марфа бросилась вслед за ним, метя по полу платьем, похожим на цветной веник.

Анна с протяжным вздохом встала, подошла к иконе Богородицы и, склонив голову, стала тревожно молиться о смягчении сердца своего мужа, который во гневе бывал страшен.

А тем временем Савелий Иванович подбежал к сыну, схватил его за шиворот, затащил во двор и, ударив прямо в лицо, сбил с ног. У Николки из носа красной струйкой медленно потекла кровь, но Савелий не унимался. Распалившись, он стал бить сына ногами. Тот даже не пытался защищаться. Мало того, не издавал ни звука. Яро, с остервенением выплеснув свой гнев, Савелий сплюнул и ушел в темный, угрюмый амбар, где у него хранилась самогонка.

Анна, выбежавшая на шум, заплакала-запричитала:

– Ой, горюшко ты мое, почто ж ты папку до греха довел, почто мамку так огорчил!

Приподняв голову, Николка с трудом пролепетал разбитыми, опухшими губами:

– Не стану я жить, как папка говорит, а стану – как Бог велит. Кукарекать стану, лаять стану, скакать и прыгать, только б не жениться.

– Да что ж ты, сердешный, жениться-то не хочешь?

– Потому что Богу хочу угождать, а не жене.

Николка с трудом поднялся и, пошатываясь, побрел к колодцу. Обернулся к заплаканной матери, улыбнулся лиловой улыбкой и громко, чтоб отец услышал его из своего угрюмого амбара, весело воскликнул:

– Три судьбы – три беды! Одна беда – холостым остаться. Другая беда – жениться. А третья беда – что никто не пойдет за меня!

Савелий Иванович, с расстройства опрокидывая в рот третью стопку зеленой лихой самогонки, поперхнулся, вонючая жидкость попала в нос, и его затошнило. Он присел на корявый березовый стулок и, отдышавшись, посмотрел в открытую дверь. На дворе, у колодца, Николка смывал с лица кровь.

«И в кого он такой? – размышлял Савелий. – Род Кругловых зажиточный, хозяйственный, крепкий своими семьями. Да и со стороны Анны ни вековушек, ни бобылей не было».

– Эй, оглоед, подь-ка сюды! – позвал он сына.

Николай утерся старым льняным рушником и, подойдя, встал в дверях, осторожно прислонившись плечом к косяку.

– Ну? – только и сказал он, икоса посматривая на топор, лежавший рядом с березовым стулком, на котором сидел отец.

– Заходи! Да дверь за собой закрой, – приказал Савелий.

Никола повиновался.

Анна, увидев, как сын, закрыв за собой дверь, зашел в амбар, со всех ног бросилась в избу и рухнула перед Казанской иконой Богородицы.

– Заступница Усердная, заступись за Николку! Спаси от гнева Саввы! Ведь покалечит он его, как пить дать, покалечит! Ты ведь Сама знаешь, каково матери бывает, когда сына калечат! Вразуми Савелия! Обрати его гнев на милость.