Игорь Евсин - По кому палка плачет? Рассказы о рязанских юродивых

…Отец поговорил с сыном мирно. А ранним туманным утром Николай куда-то ушел. Савелий, разбудив другого сына, Ивана, сказал:

– Сегодня за двоих работать будешь.

– Это с какого ляда?

– А с такого, что Николка за нас молиться будет, а мы за него работать. И баста!

Запыленный, босой странник, водимый чу́дным желанием, шел из Шацка по щекочущей босые ступни теплой песчаной дороге в Успенскую Вышенскую пустынь Рязанской губернии. Легка летняя дорога. Ласкова в полях шевелящаяся с каким-то тайным шепотком рожь. Чисты и непорочны цветущие богородичным цветом васильки. А ведь это сорные растения. Но у Бога и сорняки прекрасны! Идет странник и славит Создателя: «Слава Тебе, сотворшему небо и землю. Слава Тебе, сотворшему райскую красоту и по изгнании из рая не лишившему нас ее частички…»

– Мил человек, погодь-ка! – послышался из клоктистого придорожного куста грубый надтреснутый голос.

Странник остановился и увидел идущего к нему странного мужика со всклокоченной бородой, похожей на тот куст, из-за которого он вышел.

– Ты не на Вышу ли путь держишь?

– Да, к Заступнице нашей, Богоматери Казанской.

– Так и мне туда. Я из далёка иду, вот прикорнул под кустиком, а потом чую: путник по дороге ногами шебуршит. Тебя увидел, обрадовался. Вдвоем-то веселее идти, так ведь?

Путник промолчал. Было видно, что он не совсем согласен с таким утверждением. Мужик подошел к нему. Выглядел он непонятно как – не то с похмелья, не то с жестокого недосыпа.

– Здорово, мил человек! – поприветствовал мужик странника. – Как тебя зовут-величают?

– Николкой кличут.

– Нет такого имени! – взъярился вдруг мужик, сверкнув глазами. – Коль поминаешь того, во имя кого назван, то поминай с уважением да еще прибавляй родителя, который тебе жизнь дал.

– Тогда, значится, я того… Николай Савельевич Круглов.

Неожиданный знакомец нашего странника то ли улыбнулся, то ли покривился:

– А меня зовут Евпсихий, что значит благодушный.

Пути до Вышенской пустыни оставалось совсем немного, и Николай не очень огорчился соседством со странным Евпсихием, который всю дорогу старался доказать ему, что христианин должен каждый день переносить какие-нибудь страдания.

Когда же они прибыли в монастырь и Николая поселили в одной комнате вместе с Евпсихием, то на душе у него словно кошки заскребли. Хотелось хоть немного отдохнуть, но его новый знакомец продолжал горячо доказывать необходимость страданий.

– Христос страдал, – утверждал Евпсихий, – и мы должны страдать. Он претерпевал заушения и бичевания, и мы должны претерпевать. Ведь мы во Христа крестились, во Христа и облещись должны. Сами должны стать Христом, и по Его слову создать внутри себя Царствие Божие.

– А может, мы должны не Христом становиться, а по силам Ему подражать? – осторожно возразил Круглов.

Что тут сделалось с благодушным Евпсихием! Отшвырнув в сторону сосновую табуретку, он заорал:

– Так ты, позорище для человеков, не хочешь стать Христом?!

Николай растерянно молчал.

– Отвечай, хочешь ли ты стать Христом?! – еще сильнее завопил Евпсихий.

Николай молчал, поняв, что имеет дело с каким-то сектантом, наверное, с хлыстом. А тот, еще пуще разъяренный молчанием, вдруг схватил валявшуюся на полу табуретку и ударил ею Николая прямо по голове! Несчастный закричал от боли, его услышали находившиеся в коридоре гостиницы паломники и стали стучаться в дверь, закрытую на крючок.

Но окостеневший в своей злобе Евпсихий, не обращая на это никакого внимания, набросился на Круглова и с какой-то болезненной горячностью бормотал:

– Вот, милок, ты и становишься Христом. Помнишь, как Его палками по голове били? А сейчас я исполосую тебя плетью, как Его полосовали, а потом ребро проколю. А еще лучше – глаза твои совсем выколю.

Николай, оглушенный табуреткой, был не в силах сопротивляться. Но молча, про себя, взмолился Небесной Заступнице: «Богородица, помоги! Твоему Сыну было больно, и мне тоже!» И вдруг крючок с двери слетел, в комнату ворвались мужики и связали «благодушного» Евпсихия.

Николай от его побоев слег. Не стонал он от боли, не жаловался никому. Только жалел, что на богослужения ходить не может. Лежа в кровати, вспоминал, как его избивал отец, как чудесным образом сменил гнев на милость и отпустил странствовать по святым местам, хотя и чуял родительским сердцем, что сын не вернется.

«И ради чего я терпел батюшкины побои?.. Ушел бы не спросясь, да и дело с концом. А может, у меня крест такой, который я должон нести… Коль подумать, то не мужики меня бьют, а бесы, что через них действуют…»

Через неделю нашел он в себе силы подняться и прийти в соборный Успенский храм Вышенской обители. Сильная головная боль не давала молиться, но Круглов знал, что в храме ему будет лучше, даже если он где-нибудь в уголке посидит на скамеечке. В храме всегда лучше…

После службы Николай, превозмогая головную боль, подошел к иконе своего небесного покровителя и прикоснулся к ней головой, тем местом, на которое пришелся удар табуреткой. Поднимаясь, он задел лампаду, висевшую пред иконой святителя. Она наклонилась, и немного лампадного масла пролилось Николаю на голову. И – вот чудо! – боль сразу прошла. Круглов вернулся в гостиницу, долго размышлял над исцелением и в конце концов дал Богу обет юродствовать. Лаять и кукарекать, как о том говорил и своим родителям.

Чудно́е желание странствовать подвигло Круглова в путь. Благословился он у игумении и отправился в Николо-Чернеевскую обитель. Шел по лесной, от синих теней деревьев узорчатой, расписной дорожке и размышлял о том, как был побит Евпсихием. А еще думал о странности своего желания. Он и сам не знал, чего хотел. Ощущение какого-то большого, важного дела, которое он должен был исполнить, но пока не исполнил, влекло его в дорогу. «Мало того что не сделал, да еще забыл, что надо сделать… – с горькой усмешкой думал Николай. – А может, Евпсихий мне память отбил? И чего он тогда так разъярился? В чем я был виноват?»

Много разных мыслей роилось в голове. И вдруг одна из них по-пчелиному зажужжала в ушах и больно-пребольно ужалила Круглова! «Лаять и кукарекать обещался и еще… еще…» И тут Николай Савельевич без памяти рухнул на землю.

Очнулся в крестьянской избушке, в которой кисло пахло овчиной. Около него возился согбенный, как вопросительный знак, мужичок.

– Очнулся, милок. Ну и слава Богу. Ишь как тебя разбойники-то побили. Шваркнули по голове дубиной, сознания лишили. Думали хоть что-то найти у тебя в суме. А там только хлеб да вода… Хорошо, наши робята чернеевские заприметили нехристей и выручили тебя из беды. Так что благодари помощника путников Миколу Угодника за спасение, обитель которого рядышком цветет-процветает.