Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Когда мальчики вернулись из Подебрад в Прагу, речь шла уже не столько о получении элитарного образования, сколько о том, смогут ли они получить образование вообще.

С точки зрения коммунистических идеологов, дети богатых родителей были обязаны искупить отцовские грехи и перековаться в настоящих граждан социалистического государства – разумеется, с помощью физического труда. Первоначально Вацлав должен был стать плотником, но родители всерьез опасались, что их нерасторопный сын просто убьется или покалечится; благодаря их хлопотам он смог получить должность лаборанта в Высшей школе химической технологии, как раз в начале 50-х ставшей самостоятельным вузом, отделившимся от ČVUT. Устроившись на работу, Гавел начал ходить в среднюю школу для работающей молодежи на Штепанской улице.

Вскоре одним из его товарищей становится Радим Копецкий, сын известного дипломата. В молодости Ярослав Копецкий был товарищем Вацлава Марии Гавела по студенческому движению, затем работал в Румынии и Югославии. Перед войной представлял Чехословакию в Лиге Наций и в начале оккупации демонстративно отказался сдавать свой пост. Во время войны координировал связь между чешским Сопротивлением и правительством Бенеша, после войны был назначен послом в Швейцарию, некоторое время работал в МИДе, но в 1948 году его дипломатическая служба, разумеется, оборвалась. В 1949 году семья Копецких пыталась перейти границу с Германией, но их поймали, и до 1960 года отец сидел в тюрьме. Его заставили дать ложные показания на двух крупнейших процессах тоталитарной эпохи: против Милады Гораковой и Рудольфа Сланского.

С дружбы Вацлава Гавела и Радима Копецкого начинается интереснейшая страница в жизни Вацлава и весьма своеобразная страница в истории чешской литературы – появляется кружок «Šestatřicátníci» («Шестатржицатники»). Это название, отсылающее к году рождения организаторов, придумал Копецкий. Речь никогда не шла о четко оформленном литературном движении или школе. Скорее это было вольное товарищество талантливых молодых людей, нуждавшихся в общении и самовыражении. Первоначально членами кружка стали ближайшие приятели Вацлава и Радима.

Через Копецкого Гавел завел эпистолярное знакомство с юным поэтом Иржи Паукертом. Когда-то Паукерт, сын офицера Генштаба, был соседом Копецкого и ходил с ним в одну гимназию, но к моменту переезда Гавела в Прагу он жил уже в Брно – его отца перевели туда на службу, разжаловав в солдаты. Так деятельность кружка разрослась на два города, втягивая и других жителей Брно, таких как Вера Лингартова или Виола Фишерова.

Большое влияние на молодых людей оказал отец Виолы, профессор Йозеф Людвик Фишер, философ и социолог. Во время Первой республики он придерживался открыто левых взглядов, с 1924 по 1930 год даже состоял в коммунистической партии. Участвовал в работе «Левого фронта» – организации социалистически настроенных интеллигентов, членами которой были, например, журналист Юлиус Фучик и прозаик Владислав Ванчура. В 1938 году стал председателем брненского отделения Общества друзей демократической Испании.

После нацистской оккупации Фишер уехал в Нидерланды, где и жил до конца войны, очевидно, не привлекая к себе внимания. Жена профессора была вынуждена регулярно отмечаться в гестапо, а маленькая Виола придумала сама для себя сказку о том, что мама ходит в какое-то страшное место и только от молитв девочки зависит, вернется ли она домой. История детской травмы, чем-то напоминающая «Лабиринт фавна» Гильермо дель Торо.

После войны и в первые годы коммунистического режима Фишер делал уверенную академическую карьеру, в конце 40-х исполнял обязанности ректора университета Палацкого в Оломоуце. Однако в 1954 году он подверг публичной критике школьную реформу, и оказался в опале; в 1955-м был исключен из компартии (куда снова вступил в феврале 1948 года). Еще несколько лет преподавал в Оломоуце и Брно, но в 1960 году его вынудили уйти на пенсию. Либерализация середины 60-х позволила Йозефу Фишеру вернуться к работе; он публиковался в научных журналах и вновь преподавал в университете Палацкого, но в конце десятилетия снова и уже окончательно вышел на пенсию.

Личное знакомство с Иржи Паукертом состоялось дома у Гавела. Иржи потом вспоминал, что ожидал встретить кого-то вроде Евгения Онегина, а повстречал Обломова.

Творчество Паукерта (он писал стихи под псевдонимом Кубена) отличал причудливый сплав католической мистики и гомосексуальной эротики – сочетание явно сложное для понимания большинства тогдашних читателей и не слишком перспективное для литературной карьеры в социалистической стране. Сексуальная ориентация могла стоить Иржи и расположения друзей – он был влюблен в Ивана Гавела и летом 1954 года, когда шестатржицатники собрались в Гавлове, пытался добиться взаимности, что вызвало резкое отторжение у многих товарищей. Ситуацию удивительным образом сгладила Божена Гавлова: почти все, пишущие о «Шестатржицатниках», сходятся на том, что она очень тепло, ласково и покровительственно относилась к Кубене, а он с той же теплотой и почитанием – к ней. И практически все сходятся на том, что гомосексуальность Иржи напоминала пани Гавловой о девере Милоше.

Описать «Шестатржицатников» как литературную группу довольно трудно. Все ее участники преследовали разные цели и руководствовались разными мотивами. Так, для Радима Копецкого группа была скорее местом политических дебатов, для Гавела же на первом месте стояло искусство. При этом у кружка не было ни принципиальных эстетических установок, ни идеологических рамок. В первый год существования группы ее участником стал мальчик по имени Милан Калоус – страстный поклонник Гитлера, Муссолини и Франко. Вот этого ребята выдержать не смогли, и Калоус «Шестатржицатников» покинул. «Компромисс не был достигнут никогда, наоборот, все дебаты лишь утверждали в каждом его собственные убеждения», – констатировал Копецкий уже через год 67 67 https://casopis.hostbrno.cz/archiv/2005/8-2005/sestatricatnici. .

Пражским шестатржицатникам нужно было где-то собираться. Заказывать пиво подростки не могли, поэтому со временем они обосновались в кофейне «Славия» – через дорогу от Национального театра, там, где Национальный проспект упирается во Влтаву.

Они стараются знакомиться с известными литераторами, что им, кстати, удается. Навещают Витезслава Незвала и будущего нобелевского лауреата Ярослава Сейферта, знакомятся с вдовой Карела Чапека, актрисой и писательницей Ольгой Шайнпфлюговой. Гавел посещает полуопального классика чешской поэзии Владимира Голана. «Только Сейферт, Голан и Незвал идут собственным путем», – пишет Гавел в это время Иржи Паукерту 68 68 Кайзер. С. 34. .