Михаил Щербаченко - Москвич. Власть и судьба Юрия Лужкова

Не хочу рисоваться, но я нередко собираю специалистов для разбора какого-то вопроса и при этом заранее знаю, как его решить. Но тем не менее всегда стараюсь подвести коллег к решению, которое считаю правильным. Разными приемами, но только не давлением, не приказом. И вот когда верный вариант после мозговой атаки находит их поддержку, они его приватизируют. Специалисты это решение уже считают своим. Вот в эти минуты я испытываю самое большое удовольствие.

– Вы поступаете с подчиненными так, как рекомендовано поступать с начальником. Высшим классом считается подбросить шефу выгодную тебе мысль, которую он «проглотит» и вскоре выдаст как свою.

– Такая метода подразумевает интеллектуальное превосходство подчиненного. Почему ты отказываешь начальнику в праве быть и умнее, и хитрее? И, кстати, тут возникает новый поворот. Есть такое понятие: эгоизм власти. Начальник думает: это же не моя идея, это его предложение, – вот пусть он его и реализует. Жуткая психология, но такие вещи не редкость. Когда на вершине власти стоит человек, для которого главный фетиш – властвовать, всегда быть над всеми, независимо от того, что происходит в обществе, в государстве, – это ужасно. Это высший эгоизм властителя.

На моем веку была очень характерная история из этого ряда. Высший руководитель одной из стран, образовавшихся после распада СССР, разработал концепцию евразийского союза. Систему, которая могла бы реально помочь стабилизации и экономическому развитию постсоветских государств. Этот человек пришел к другому руководителю – руководителю более крупной державы. И сказал: давайте вместе выйдем с этим предложением. Вы больше, вы сильнее, и от вас в максимальной мере зависит возможность создания евразийского союза.

– Имен можно не называть, все и так понятно.

– Не сомневаюсь. Так вот, глава более крупного государства подумал: все бы ничего, но это же не моя идея, и кто-то об этом обязательно узнает. И ответил: блестящая мысль! После чего сделал все, чтобы похоронить эту и в самом деле превосходную концепцию. Вот тебе вопиющий пример эгоизма власти.

– Разрешите, однако, вновь обратиться к вам, как к консультанту фильма о мэре. Спору нет, тема власти захватывает, но, как говорят киношники, какая будет картинка? От чего у зрителя мороз по коже пойдет? Заметьте, добрая половина публики воспитана на боевиках и клипах. Если их сразу не «схватить за глаза», они уйдут из зала или переключатся на другой телеканал. Можно сколько угодно говорить, что зритель устал от побоищ и заказных убийств, но пока это не более чем моральная сентенция.

– Знаешь, насчет того, что хочет зритель, вообще разговор особый. Мне могут сто раз повторять, что ТВ и кино – это зеркало, повернутое к обществу, но я точно знаю другое: здесь, как и в реальной рыночной экономике, покупают то, что продают.

Давай разберемся. Психологи считают, что у большинства людей мораль ориентирована не на сочувствие другому человеку, а на повсеместную социальную норму. В результате произошедшей в 80–90-е годы массовой ротации правящего слоя, так называемой элиты, в общественном сознании «поплыло» представление о норме, о нормальном образе жизни, о нормальном поведении. Я не собираюсь приукрашивать старый советский истеблишмент, но новая элита в своем абсолютном большинстве даже не понимает, что обязана задавать обществу ориентиры, предлагать норму. Мало того: нынешний правящий слой очень часто сам выступает образчиком аномалий и даже обыкновенной дикости.

В результате сегодня из всех искусств для нас важнейшим является блатное. Культура блатного мира обильно представлена на государственном телевидении и главных сценах страны. «Зона» подчинила своему влиянию буквально всех.

Когда Россия расставалась с коммунистической идеологией, единственной альтернативой виделся либерализм западного образца. Помнишь, как осторожно начали говорить о том, что некоторые отклонения от общепринятых норм как минимум извинительны и представителям меньшинств должны быть предоставлены равные с другими людьми права. Но прошло совсем немного времени – и деградация либерализма привела к тому, что гомосексуализм, который не так давно вообще считали заболеванием, начали чуть ли не навязывать обществу. Творческие поиски на тему смены пола сделались нормой. Сплошь и рядом по телевидению идут программы, в которых геи выглядят предпочтительнее.

Нам говорят, что нельзя лишать человека права свободного выбора. И вот под этим флагом одни нахваливают наркотики, другие ставят на широкую ногу детскую порнографию, третьи несут благую весть о «голубой культуре», и все они преуспевают! Конечно, бизнес на человеческих пороках так же вечен, как и они сами; наше время отличается лишь масштабами бизнеса. На потребителях этих услуг наживаются миллиардные состояния, и тут требуются миллионы новых клиентов. Оптимальный вариант – готовить «кадры» с детства. Опять же по прописям о свободном выборе.

Но ведь свободный выбор начинается лишь тогда, когда сформирована человеческая психика, когда молодой человек отчетливо понимает: это «хорошо», это «плохо», это «мое», это «чужое». А если детям и подросткам постоянно показывать, как добры, умны, симпатичны наркоман, гомосексуалист и проститутка, они наверняка воспримут это как установку.

– А если других установок не предлагают? Тимур и его команда, Васек Трубачев и его товарищи, по выражению тинейджеров, давно «не катят». Как вопрошал Маяковский, «делать жизнь с кого?». И сам же отвечал: «С товарища Дзержинского». Кстати, вы, Юрий Михайлович, должно быть, с ним согласны? Честно говоря, многие были в шоке от вашего предложения восстановить на Лубянке памятник «железному Феликсу». Пусть даже он и боролся, как вы тогда напомнили, с детской беспризорностью. Наверное, сегодня сразился бы с геями и шлюхами.

– Иронию твою не принимаю, и вот почему. В начале нашего разговора я сказал, что терпеть не могу навязанных стереотипов. Это касается и оценок личностей. Обществу внушили, что Дзержинский – палач, родоначальник сталинского террора. Но это же абсурд!

И даже не только потому, что он умер задолго до начала массовых репрессий. Нисколько не сомневаюсь, что с Дзержинским «разобрались» бы, не дожидаясь 37-го года. Такие люди Сталину были не нужны.

Давай посмотрим на него глазами, свободными от шор. Это был сильный, умный, образованный человек. У него всегда была своя точка зрения на то, что происходило в стране после 17-го года. Почему он взялся за руководство Высшим советом народного хозяйства? Потому, что многое знал и умел, у него было достаточно воли, чтобы решать хозяйственные вопросы. Причем речь тогда не шла о стабилизации – страну надо было попросту спасать от голода и разрухи, которые принесла Гражданская война.