Татьяна Гончарова - Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

У нас проверяли зрение. У меня достаточное, у некоторых очень плохое, как, например, у Соколовой В.

Было у нас два урока физики, причем первый урок Л.Д. спрашивал о пройденном. Я очень боялась, что меня спросят, так как совсем ничего не готовила, потому что не было времени. К следующему уроку надо обязательно все выучить. Антонина Ивановна отдала нам работы по биологии. У меня удовлетворительно.

При приемке товара у нас произошло много путаницы. Перепутали тетради, пришлось считать снова. А все потому, что ребята много бузили. Бахвалов, вместо того чтобы считать с нами товар, ушел играть в баскетбол. Вообще, Бахвалов довольно дельный парень, и мне он нравится.

Сейчас мне надо учить немецкий да алгебру немного повторить, а то, пожалуй, засыплюсь, как было уже не раз.

Ну и деньки! Минуты свободной нет. То рано в школу идти, то уроков много, прямо вздохнуть некогда. Хоть бы скорей каникулы, а то устала я до невозможности. Мало того что работы много последнее время и есть от чего устать, сидя каждый день до 1–2 часов ночи, у меня последнее время какое-то странное настроение, особенно после само- учета, который был у нас в пятницу, 15 апреля. После этого самоучета в нашем классе чувствуется какая-то напряженность, многие перессорились между собой, а уж что было на самоучете… Но об этом придется рассказать поподробнее. Дело было так: самоучет прошел у нас довольно спокойно и, может быть, так бы и кончился, если бы Герман М. не подняла вопрос об отношении Федора Алексеевича к некоторым ребятам. Дело в том, что, по нашему мнению (я потому говорю «по нашему», что сегодня все дело выяснилось), Ф.А. несколько грубо относится к некоторым ребятам, больше с них спрашивает и т. д., а к некоторым ребятам – очень хорошо, и при этом, когда об этом стали говорить на само- учете, Павлов сказал, что лучше всех Ф.А. относится к Герман Л. и Аникеевой. Последние, конечно, возмутились и стали опровергать это, говоря, что Ф.А. относится ко всем одинаково и что они совершенно не считают себя любимицами Ф.А. Тут произошла очень бурная сцена, причем весь класс, исключая двоих, стоял за то, что Ф.А. не ко всем одинаково относится, а Герман Л. и Аникеева говорили обратное. В результате этой бурной сцены класс принял резолюцию, в которой говорилось о неодинаковом отношении Ф.А. к ребятам, и эту резолюцию решено было вынести на школьный совет. Вследствие этого разлада у нас в классе у меня сильно пошатнулось мое хорошее мнение о Любе Герман. Да и вообще, у меня произошел какой-то разлад, у меня появляются какие-то желания, какая-то зависть к другим. Сегодня у меня особенно напряженное состояние, так как утром я много думала, а затем в школе мне было очень скучно, потому что Нюра Теплякова не пришла сегодня в школу. Но после последних уроков я окончательно потеряла спокойствие. Это были уроки обществоведения, которое преподает нам Ф.А. После того, что произошло у нас в пятницу, Люба все время идет против класса, и когда Ф.А. спросил нас, что мы про него говорили, то она с таким ехидством передала все ему, что весь класс возмутился против нее. Когда Ф.А. узнал о том, что некоторые ребята недовольны им и что весь класс идет против него, то он очень расстроился и сказал, что не думал, что его обращение показалось ребятам грубым, и сказал, что с этих пор он будет относиться к нам как преподаватель к ученикам, то есть будет только задавать нам уроки, спрашивать их, и больше ничего. И что теперь он не будет вести у нас кружка и различных бесед, так как видит, что это не привело ни к чему хорошему. Мы, конечно, очень огорчились, что у нас не будет кружка, и кроме того, у Ф.А. был такой жалкий и расстроенный вид, что нам стало его очень жалко, и мы понемногу уже стали раскаиваться в том, что пошли против него. В следующий раз он спрашивал у нас урок, но уже не по-прежнему. В нем чего-то не хватало, да и мы сами были какие-то неловкие, как будто совершившие что-то ужасное. И действительно, мы совершили ужасное. Подумав сейчас об этом как следует, я пришла к такому выводу, что мы ни за что обидели человека, который всю зиму учил нас, старался втолковать нам каждое слово, объяснить все, которому, может быть, доставляли удовольствие наши успехи. И чем же мы ему отплатили за все это? Ах, как жалко мне его и какое раскаяние грызет мне душу! Мне хочется, чтобы весь класс понял, что он сделал, и извинился бы перед Ф.А. Мне так его жалко, так жалко, что я готова прямо не знаю, что сделать. Я вспоминаю, как он рассказывал нам, беседовал с нами, и вспоминаю, как часто вместо того, чтобы слушать и вникать в смысл того, что он говорит, я лишь только любовалась им и слышала лишь звук его голоса, который был мне приятен. Я любила, когда он улыбался, шутил с нами, смеялся. А особенно я любила его улыбку, и несмотря на то, что некоторые девочки относились к нему недружелюбно, я в глубине души восхищалась им. А сегодня, когда я увидела его расстроенным, его пришибленность, я поняла, какую глубокую рану нанесли мы ему и как ему был дорог наш класс, дорого то доверие, которым он пользовался у нас. И после этого я еще больше полюбила его… Не знаю, что у нас выйдет из этой истории, но только некоторые ребята и девчата уже раскаялись и собираются просить извинения у Ф.А. и просить его о том, чтобы он снова стал вести у нас прежнюю работу. Мне кажется, что все происходящее у нас в настоящее время ужасно похоже на то, что описывалось в дневнике Рябцева, то есть тот же разлад между учениками и преподавателями. Ну, пока кончаю, а то уже надо ужинать и спать ложиться. Завтра не учимся, а идем на экскурсию по естествознанию с Антониной Ивановной. Завтра нужно еще кое-что написать, а сейчас уже поздно. Кончаю.

Наконец, кончили. Сегодня последний раз ходили в школу на торжественное заседание, посвященное дню рождения Ленина. Половина ребят, конечно, не пришла. Из девчат было только семь человек. Мне было скучно, потому что не было Нюры Тепляковой. Она еще вчера утром уехала домой. Распустили нас до третьего мая, а тридцатого апреля у нас будет вечер. Первого мая, как всегда, пойдем на демонстрацию. Дома – подготовка к празднику. С уборкой покончили, теперь только лишь нужно все купить, спечь куличи, и можно праздник встречать. К празднику к нам должен приехать дедушка из деревни. Ждали сегодня, но не приехал, вероятно, приедет завтра рано утром. Сегодняшний день прошел как-то незаметно. Утром была в школе, потом дома гладила, ходила в кооператив и купила себе гребенку за 58 коп. Потом ходила гулять с Нюрой, потом пила чай, ну и потом и потом… убиралась и еще что-то делала.

Сейчас уже вечер. Мама уехала к Нюше делать куличи, папа что-то там делает, Валька читает, а я пишу. Сегодня П.А. приходила в школу с Дезькой, так как с отъездом Нюры ей не с кем гулять, не П.А., а Дезьке. Дези – это собака, рыжая, охотничья. Как только она увидела меня, так стала на меня кидаться, потому что узнала меня. Так как П.А. собиралась домой, то я пошла с ней вместе, таща Дези. П.А. передала мне записку от Нюры, которую она забыла мне вчера передать. Кроме того, П.А. сообщила мне о том, что Дезька изгрызла и изорвала в клочья новую шляпу Нюры и ей пришлось купить новую. Об этом я также узнала из Нюриной записки. Я напишу здесь все содержание записки.