Татьяна Гончарова - Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

Сегодня я была, как всегда, в школе. Нового ничего не было, все старое. Петр Николаевич (учитель русского) читает «Свадьбу Фигаро». Как он хорошо читает, прямо так бы и слушали всегда, да кроме того, и пьеса эта очень интересная. Физик спрашивал, и благодаря этому одному нашему мальчишке, Ростиславику, пришлось влезть под парту, так как он не знает ничего по физике. И охота ему было сидеть под партой!

Мы сидели на новом месте. И не только мы, а и много других. Пересадка эта была устроена в целях улучшения дисциплины в группе. Пересаживали более болтливых учеников с задних парт на передние. На наше место посадили ребят, а нас, несмотря на то, что мы ведем себя очень тихо, посадили на предпоследнюю скамью. Мало того что нас еще рассадили, они разъединили нашу тройку, посадив меня с Савиновой и Олигер, а Нюру посадили к Бауман, на последнюю скамью. Это меня ужасно взорвало и привело меня в такое возмущение, что я больше всех кричала в группе. Меня, главное, возмущало то, что почти все оставались на своих местах и только мы, ребята да задняя парта должны были пересаживаться. Мне очень не хотелось с третьей парты идти на пятую, да еще в темный угол. Кроме того, мне ужасно досадно было на то, что Биткина остается на своем месте. Мне это казалось очень несправедливым. В классе я кричала и шумела, что эта пересадка нелепа и глупа и что в среду я обязательно буду говорить с Иван Демьянычем. Придя домой, я чуть не пустилась в рев, но сдержалась и только продолжала негодовать. Мне даже казалось уж, что незачем и в школу идти, что теперь мне будет там еще скучнее, чем прежде. Проснувшись на другой день утром и вспомнивши дело о пересадке, я была очень удивлена тем, что во мне совершенно не было негодования и досады на то, что я сижу на новом месте. Мне это было совершенно безразлично, и я решила, что совершенно безразлично, на каком месте ни сидеть. Почему во мне произошла такая перемена, я не знаю, но я была ей очень рада и совершенно спокойно пришла на свое место, новое, и больше уже не кричала в классе о том, что пересадка эта несправедлива, теперь мне даже стало нравиться на новом месте, и я думаю остаться на нем.

25 января я была именинница. Мне исполнилось 17 лет. Как много! Не увидишь, как и старость придет. 17 лет! Раньше я представляла себе, что семнадцати лет я буду уже вполне взрослой, но я осталась все такой же девчонкой, какой и была. Дня именин я ждала почему-то с нетерпением, но когда настал этот день, то я не ощутила никакой радости, а, наоборот, была очень раздражена и не в духе. Ходила в школу и провела этот день, как и все остальные дни.

Вчера была на катке. Были Маруся, Фарида и Савинова. Савинова кататься не умеет, и нам пришлось ее учить этому искусству. На катке мы катались недолго, так как Фарида спешила в кино, а мы тоже сочли благоразумным пойти домой. Как все-таки изменились девчата, Маруся и Фарида. Как много в них стало такого, что мне совершенно не нравится. Уж слишком много они думают о себе, о своих особах. А уж как они рассуждают о мальчишках! Этот хорошенький, тот симпатичный, тот урод, тот в меня влюблен, тот в тебя – только и вертится у них на языке. Обе пудрятся и не прочь, кажется, губы красить. Противно; такие девчонки, которым нет еще и по шестнадцати лет, а уж что о себе мнят, играют в любовь. И я знаю, что на меня они смотрят не как на старшую, а как на младшую подругу, которая еще не доросла до их понятий. Да, если меня сравнить с ними, то я гораздо моложе их по тому опыту, который имеют они в любовных делах. Хоть мне и 17 лет, но я до сих пор еще не имела с мальчишками других отношений, кроме товарищеских, и никогда ни с одним мальчишкой я не имела более или менее близких отношений. Если сказать об этом девчатам, то они просто будут смеяться надо мной, и поэтому, когда заходит на эту тему разговор, я только молчу, чем вызываю какое-то снисходительное отношение подруг. Но мне это совершенно все равно. Если бы только они знали, как я их презираю, как я втайне смеюсь и над кокетливой Марусей, и над самонадеянной Фаридой, и над Нюркой с пудреным носом – я смеюсь над ними, но от этого смеха мне бывает только горько, так как я убеждаюсь, что почти все таковы и не сыщешь такого человека, который был бы тебе по душе. А как бы я хотела найти такого человека, с которым можно было бы делиться мыслями, которому можно было бы поверять свои маленькие тайны. У меня никогда не было задушевных подруг и друзей, а почему, не знаю. Или я сама слишком недоверчива и холодна, или же никто не находит во мне ничего интересного. Как бы то ни было, но друзей у меня нет. И я не могу себе представить, как это можно иметь такую подругу или такого товарища, которых можно было бы любить и которым можно было бы доверяться.

Вследствие этого у меня сейчас большое желание кого-нибудь полюбить и чтобы меня кто-нибудь полюбил. Желание вполне естественное и, казалось бы, не трудное, но между тем это не всем возможно… Ну, однако я пустилась в философию, это нужно уже предоставить Чижевскому, а мне ложиться спать, а то уж гудки где-то начали гудеть, да и трамваи скоро перестанут ходить. Ужасно не люблю, когда гудят гудки. Они зарождают во мне какие-то страшные мысли, какую-то тоску, и мне в это время вспоминаются какие-то, иногда невидимые, темные городские трущобы, грязные и гадкие, где гибнут человеческие души… Опять философия. Иван Демьяныч сказал нам сегодня на уроке, что теперь философов нет, что теперь нет такого человека, который мог бы охватить все науки, мог бы свободно делать суждения по всем наукам. Иван Демьяныч говорит, что быть философом теперь невозможно. А почему? Разве нельзя изучить все науки, существующие теперь? По-моему, можно. В моей горячей голове уже созревает фантазия о том, как я буду единым в мире философом. Но гудки, гудки, они меня раздражают, лучше я лягу спать и пожелаю себе спокойной ночи!

Наступил уже февраль. Как быстро прошел январь! Скоро уж и весна! Быстро летит время, так быстро, что не заметишь, как и состаришься. Старость… страшное слово. Я бы не хотела быть старой, а хотела бы умереть еще до нее. Не люблю думать о далеком будущем, а тем более про старость.

Сегодня я ходила заниматься с отстающими учениками из I ступени. Занималась я с мальчиком и девочкой. Хорошего, конечно, ничего не вышло. Я прямо-таки не знала, что делать с ними. Читают они плохо, а как их выучить хорошо читать – не знаю. Заставляла их читать и составлять план. План они составлять тоже не умеют, но объяснить им это я не успела, потому что начались наши занятия. Плохо то, что заниматься приходится только каких-нибудь 40 минут, и конечно, за это время такая неопытная преподавательница, как я, ничего не может успеть сделать. Но я думаю, что привыкну. Следующее занятие в пятницу, и нужно к нему подготовиться, чтобы знать, что делать с учениками. В общем, мне это нравится, и тем более времени это занимает не много. Только вот каковы будут результаты этих занятий, вероятно, самые плохие.