Василий Лифинский - Музыкальные вечера в Дахау

Главный герой книги Матвей Иванович Лифинский(1915–1996)

В 1937–1940 годах служил в действующей армии. С 1938 по 1939 год в составе 282-го корпусного артиллерийского полка 1-й отдельной Краснознаменной армии участвовал в боях с войсками японской императорской армии в районе озера Хасан и реки Халхин-Гол. В июле 1941 года мобилизован в ряды РККА, воевал в должности командира роты 873-го стрелкового полка 276-й стрелковой дивизии 44-й армии Крымского фронта. В мае 1942 года, во время боев на переправе под Керчью, был контужен разрывом снаряда и захвачен в плен. Прошел 13 фашистских лагерей и команд, включая концлагерь Дахау. За проявленные храбрость, стойкость и мужество награжден боевым орденом, двумя боевыми и четырьмя юбилейными медалями.

© Лифинский В. М., 2018

© ГБУК «Издатель», оформление, 2018

В XIX в. немецкий философ и мыслитель Фридрих Ницше пафосно заявил: «Я ненавижу людей, не умеющих прощать». Столь противоречивое и парадоксальное изречение («ненависть» и «прощение» в одной короткой фразе) принадлежит человеку, учение которого о «сильной личности» и культе «сверхчеловека» впоследствии использовали идеологи фашистской Германии для оправдания уничтожения миллионов людей. «Бог умер! Этот Бог был вашей величайшей опасностью! – восклицает Ницше в своем труде «Так говорил Заратустра» и добавляет: – Теперь сверхчеловек становится господином!» Если Бога нет, то все дозволено (Ф. М. Достоевский). Не в этом ли кроется одна из разгадок, дающая ответ на вопрос, который задает себе каждое поколение в Германии (и не только в ней): почему Гитлера в чудовищных преступлениях поддержал «массовый» немец?

22 июня 1941 г. Гитлер вероломно напал на Советский Союз, «а народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи». Под сапогом вермахта оказались Прибалтика и Белоруссия, Украина и Молдавия, западные и южные области России, на территории которых фашисты установили так называемый новый порядок, основы которого изложили в «Памятке немецкого солдата»: «…ты сделан из немецкого железа. У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навеки. Ты – германец! Как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути. Думай всегда о фюрере, и ты победишь! Тебя не возьмет ни пуля, ни штык. Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир» («Памятка» обнаружена у лейтенанта Густава Цигеля и процитирована И. В. Сталиным 7 ноября 1941 г. в докладе по случаю 24-й годовщины революции).

По всей Европе, как метастазы, стали распространяться фашистские концлагеря, опутавшие колючей проволокой все оккупированные страны. На территории Третьего рейха в конце войны насчитывалось более 1100 нацистских лагерей, через которые прошли 18 млн человек, 12 млн из них погибли. Только один лишь концлагерь Дахау во время войны вырос до гигантских размеров, создав вокруг себя около 120–150 различных филиалов, внешних команд и лагерей. А сколько еще таких «фабрик» и «конвейеров» смерти было в Германии и за ее пределами?!

«Дорогой на небо» нацисты называли проход в сотню метров, который отделял пункт прибытия заключенных от пункта «убытия» в газовые камеры и кремационные печи Треблинки. Трудно, почти невозможно поверить в то, что эсэсовцы несколько тысяч узников из трех – пяти ежедневно прибывающих железнодорожных составов выгружали, раздевали и убивали всего за 10–15 минут. Председатель Международного военного трибунала на Нюрнбергском процессе Лоренс: «Вы хотите сказать, что проходило только 10 минут с того времени, когда их сгружали с поездов, до того времени, как их отвозили в газовые камеры?» Ройзман: «Я уверен, что у мужчин это занимало не более 10 минут». Л. Н. Смирнов: «Включая и раздевание?» Ройзман: «Да. Вся процедура – раздевание и путь в газовую камеру – продолжалась для мужчин 8—10 минут, для женщин – 15 минут» (International Military Tribunal, vol. 8, p. 324–329).

Ненавидел бы Ницше этих умерщвленных нацистами узников, ушедших в вечность, так и не успев простить своих палачей? Вопрос риторический… Имя известного философа упомянуто также для того, чтобы обратить внимание на патологический фанатизм немецкого народа, о котором Ницше писал: «Немцы – их называли некогда народом мыслителей: мыслят ли они еще вообще? Этот народ самовольно одурял себя почти в течение тысячи лет. Определение германцев: послушание. Куда бы ни простиралась Германия, она портит культуру. Я страдаю от того, что мне приходится писать по-немецки. Общение с немцами унижает… Одаренность славян казалась мне более высокой, чем одаренность немцев».

Из показаний бывшего заключенного Дахау (Нюрнберг, 1946): «Я, Франц Влаха, заявляю, что видел, как людей вталкивали в печь тогда, когда они были еще живыми, кричали, дышали и сопротивлялись. Если они слишком шумели, их оглушали ударом по голове» (International Military Tribunal, vol. 5, p. 167).

Из протокола судебного заседания по делу о злодеяниях, совершенных в концлагере Заксенхаузен (Берлин, 1947). Прокурор: «…сами вы тоже стреляли?» Вильгельм Шуберт, надзиратель: «Так точно, 636 русских военнопленных я убил своими собственными руками». Прокурор: «Какие награды вы, подсудимый Шуберт, получили за вашу чудовищную жестокость?» В. Шуберт: «Я получил крест за военные заслуги второго класса с мечами!»

Из стенограммы допроса свидетеля М. К. Вайяк-Кутюрье, французской узницы концлагерей Освенцим и Равенсбрюк, на Нюрнбергском процессе 28 января 1946 г.: «Трудно дать точное представление о концентрационных лагерях, когда лично сам в них не побываешь, так как можно только привести примеры зверского обращения, но невозможно дать почувствовать эту убийственную рутину существования. Когда спрашивают, что являлось самым ужасным, невозможно на это ответить, так как все было ужасным: ужасно умирать от голода, от жажды, быть больным, видеть, как умирают вокруг товарищи, и не иметь возможности что-либо сделать. Ужасно думать о своих детях, о своей стране, которых никогда больше не увидишь. Иногда наступали такие моменты, когда мы сомневались, не кошмар ли это, так эта жизнь по своему ужасу казалась нам нереальной…