Павел Владыкин - Детство, раненное войной. Воспоминания ветеранов-журналистов

Составитель Павел Владимирович Владыкин

Составитель Нина Александровна Кузнецова

ISBN 978-5-4496-2292-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пермь 2019

Издание подготовлено по инициативе

Совета ветеранов Пермского отделения Союза журналистов РФ

Составители КУЗНЕЦОВА Н.А., ВЛАДЫКИН П.В.

Редактор ЗЕБЗЕЕВА А.Г.

© Авторы текстов, 2019 г.

«…Да, наше детство вместило в себя жизнь от начала Великой Отечественной войны до ее окончания, до Победы. И этим оно уже необыкновенно».

«Война не делала для детей исключений. Она обрушилась на них со всей своей жестокостью. Вместе с взрослыми дети голодали, мерзли, страдали, умирали. И это самая страшная жестокость войны – страдающие, гибнущие дети…»

«Для детей войны это были страшные, голодные и холодные годы. Память об этом не исчезла. Отчетливо помнится каждый день…»

«…Всё имеет свою ценность. Воспоминания о раннем детстве, пришедшемся на войну, – еще одно свидетельство ее жестокости к каждой семье, к каждой человеческой жизни. Это и свидетельство того, как в нужде и тяготах оберегали нас от бед наши мужественные молодые мамы, тогда как мы-то оставались просто детьми, со своими детскими радостями и глупостями. Это возможность еще раз поклониться им вслед».

«…Спустя годы, познав мирную жизнь, вырастив своих детей и внуков, наблюдая их детство, мы видим, как многого были лишены, в какие скудные и тревожные краски война окрасила наше детство».

«…Многое помнится из детства – горького и колючего. Такое оно было, военное и послевоенное время. Когда вспоминаешь о нем, начинает больно жечь душу».

«Наплакался, пока писал эти воспоминания…»

«Да, мы, дети войны, были частью большого народа…»

На 1-м снимке: Фаат с младшим братом Рифкатом

Когда началась война, я был совсем маленький и, конечно, помню мало что. Отец очень рано уходил на работу – я спал. А возвращался очень поздно – я уже снова спал. Поэтому в дни войны я его совсем мало видел.

Работал он на заводе имени Ф. Э. Дзержинского слесарем-сборщиком станков. Тогда завод именовался просто «почтовым ящиком» под номером таким-то. Выпускал взрыватели для артиллерийских снарядов. Завод работал круглосуточно и постоянно наращивал производство. А для этого нужны были станки. Ждать их было неоткуда, и поэтому завод производил их сам. Был специальный станкостроительный цех, где и работал мой отец.

За годы войны были выпущены сотни и сотни станков. Это помогло значительно увеличить выпуск боеприпасов. Ведь каждый третий артиллерийский снаряд в армии был оснащен взрывателями завода имени Ф. Э. Дзержинского. Тут есть заслуга и моего отца. За добросовестный труд он был награжден правительственными наградами и почетными грамотами.

Мать моя в годы войны тоже трудилась для фронта. Она работала швеей на фабрике «Пермодежда». Шила телогрейки и шинели для солдат Красной Армии.

Родители занимались мною в основном в редкие выходные дни. Всё остальное время я проводил со своей бабушкой. Я ее очень любил. Эту любовь я сохранил в себе и потом, когда стал взрослым человеком.

Конец войны запомнился тем, что когда по радио объявили о победе над фашистской Германией, все соседи высыпали на улицу и начали кричать:

– Победа! Победа!

А в мае, в конце месяца, родился в нашей семье ребенок. Мой брат – ровесник Победы.

На 1-м снимке: Юрий среди «матросов» снежного «корабля»

О том, что началась война, мама узнала от меня. Наша улица с труднопроизносимым названием – Индустриализации, – по которой в этот воскресный день я с мамой шел в цирк, считалась в Рабочем поселке центральной. На полпути побежал я на угол скверика, где обычно продавали мороженое. Но лотка на привычном месте не было, всю площадку перед сквериком заполнили люди. Запрокинув головы, они с тревогой на лицах слушали радио. Я, позабыв о мороженом, вернулся к маме.

Первым из нашего дома повестку получил Георгий Абрамович Арамилев. Дядя Горя, как я его называл. В последний свой вечер дома дядя Горя возился у крыльца с велосипедом: что-то подтягивал, смазывал – словно собирался с ним идти на войну. Закончив работу, кивнул мне: «Садись».

Я бочком взгромоздился на раму.

Приехали мы на край аэродрома, где еще сохранились редкие елочки. Внизу, у крутого спуска, где текла Егошиха, раздавались выстрелы: солдаты их Красных казарм вели учебную стрельбу. Дядя Горя то стоял, охватывая взглядом панораму города, то в задумчивости мерил шагами поляну. Может, думал о жизни – что останется за порогом его дома, или той, начинавшейся завтра.

Арамилевы – мать, жена и сестра – получили от дяди Гори лишь одно письмо, написанное торопливой рукой: мол, скоро прибудем на место назначения. Дальнейшая его судьба уместилась в несколько строк пермской Книги Памяти: «Арамилев Георгий Абрамович, д. Арамили Ильинского р-на. Призван Мотовилихинским РВК. Рядовой 172-го стрелкового полка. Пропал без вести».

На плитах мемориала Мотовилихинского завода значится его имя.

В конце лета в город стали прибывать первые эшелоны с эвакуированными. Принесенных войной людей приютила и наша улица. Их селили в подвалах трёхэтажек. Семьи отгораживались друг от друга развешанными простынями. Часть людей подселяли в квартиры. Так в обиходе появилось понятие «уплотнение». Два военных года я провел в детском саду. Это время мне запомнилось двумя событиями. Неподалеку, в школе №48, находился госпиталь. Сюда и направили нашу «концертную бригаду». Поначалу госпитальная обстановка подействовала на нас угнетающе: непривычный запах, забинтованные люди, доносящиеся из палат стоны… Мы невольно жались к воспитательнице Раисе Борисовне, как цыплята к наседке. Но, освоившись, стали декламировать стихи, петь незатейливые песни. Раненые улыбались, не жалея ладоней,

О другом событии напоминает единственный военных лет снимок. В канун 25-летнего юбилея Красной Армии работники завода из снега слепили рядом с нашим детсадом корабль. Двухпалубный, с иллюминаторами из цветного льда, с флажками расцвечивания. На снимке – группа детсадовцев «матросов». На головах, укутанных платками, бескозырки, в руках – деревянные ружья.