Павел Владыкин - Гимнастка неба. Поэмы и расСказки

Жил-был Бахарь*. Рассказчик, сказитель.
Сочинитель, ушей соблазнитель.
Люд внимал ему – эка шалость!
И вся Бахаревка** потешалась.
Ан, иные, его лишь завидя,
норовили скорее съязвити.
Ктой-то, было, давал ему малость,
вызывал он у оных жалость.
Он старался людишкам рассказывать,
чтобы им же, людишкам, показывать,
как смешны их потуги всякие.
А поступки их все – двоякие.

Тут-ко встрелся ему Несмеян.
Был он мрачен, грешен и пьян.
Позволял он себе с дружком
пить кувшином, ведёрком, горшком.
Подвалили дружки как-то раз,
когда Бахарь завёл свой сказ.
«Ты пошто тут сверчишь сверчком?
Средь народа торчишь торчком!
Заработал деньгу, поделись.
С нами нут-ко вместях похмелись».
«Так ить в будни я вовсе не пью.
Но. бывает, что я подаю,
если ты, паря, – Бедный Демьян…
А на что ты всё время пьян?»
«На свои, грю тебе, на свои.
Дай же денег. Меня не томи.
Что ж ты, Бахарь, такой агоист?!
Аль скупой ты, как тот капилист?
Третьим бушь? – Несмеян предложил, —
Я исподнее, брат, заложил».
«Так ведь пить я никак не можу.
А вот байку тебе я скажу»…

«Знал я мытаря* одного.
Брал налоги он прям со всего.
Мытарь князю исправно служил.
И у князя во «флюгиле» жил.
Пёс не пёс, но служил в аккурат,
по-собачьи хозяину рад.
Брал с оратая за перекур.
С недощупанных засветло кур.
С бабы, коя почешет бедро
и в колодец уронит ведро.
Брал он «штрахв», если кровля течё.
Брал с отца, коль детей не сечёт.
Тем он пошлины назначал,
кто берёсту-письмо получал.
И крестьяне селенья того
«Гуляй-поле» прозвали его.
Пеню драл за красивый лик.
Той же мерой тянул с заик.
По «тарихву» с молодок лупил,
ежли кто тех молодок любил.
Подать брал за работу в семье,
за лежание днём на скамье.
Неустойку требовал с лиц.
Коль пред князем не падали ниц.
Но со временем мытарь усёк:
князю можно давать не всё.
Прикоснётся лишь он к пятакам,
часть монет прилипает к рукам.
Спрячет денежку за щеку,
князю денежка только: «Ку-ку!»
Мытарь стал безоглядно смел.
Сколотить состоянье сумел.
Но боялся добро покупать…
оттого-то он стал попивать.
Он вошёл в полосу перемен.
Пьёт, и море ему до колен.
Всё спустил он, что прихватил.
Все рублишки в запоях пропил.
Оттого-то в сельце, оттого
«Гуляй-море» прозвали его.
Что сказать?.И совет каков?
Жить старайся без кабаков.
Есть ли деньги, иль денег нет…
…Да никто не приемлет совет.»

Вот однажды в хорошу погоду
собралось подходяще народу.
Бахарь сказывал о о поведенье
мужиков одного поселенья.
Как они в ливень-дождь всей артелью
испоймать Рыбу Счастья хотели.
На крючок-червячок каждый плюнет…
в дождь какая зараза клюнет7
И друг дружке они всей артелью
пели в уши потом всю неделю:
«В рыбе энтой заместо икринок
много камушков мелких – рубинок.
Словим, будем – торговые люди.
Вот когда осчастливлены будем!»
Зипунишко надевши холщовый,
всяк себя ощущал оснащённым.
И в «скахвандре» таком, всепогодном,
лазил в воду с ружьишком подводным.
По-другому сказать, с фузеей,
привезённой, кажись, с Мангазеи.
Острогой били, кочергой били…
Ничего-то они не добыли.
И подолгу в великой печали
над рекою сидели с пищалью.
Сети пользовали те и эти —
нету лучше сетей на свете.
Ан не ловится Рыба Счастья,
несмотря на таковские снасти.
Рыбе Счастья носили кринки
с молоком – в обмен на икринки.
Помелом из воды рыбу гнали.
Волны с лодки пинками пинали.
От истока до устья картечью
расстреляли однажды речку.
Рыбу Счастья искали на рынке,
чтоб скупить все икринки-рубинки…
Говорил я им: «Бросьте снасти!
Не поймаете Рыбу Счастья.
Ить места надо знать! У плотинки
мечет Рыба икринки-рубинки…»

Тут возникнул боярский ревнитель
и устоев страны оградитель:
«Что ж ты мелешь. Собачий потрох!
Или хошь, пустомеля, по'д дых?!
Не бывает икринок-рубинок!»
Подхватил тут расстриженный инок:
«Рыба Счастья да Птица Рух?!
Из тебя надо вышибить дух!»
Дальше-больше: «Пошто сеешь смуту?!
Был ты в связях замечен, как будто…
С кем ты связан? Колись, будет хуже.
А с заморским властителем Бушем
разве не был ты тройственно связан?
Я ушам своим, братец, обязан.
Не змея ль Несмеян, полупьяный,
«Третьим Буш? – предлагал тебе рьяно?»

…Так замолк, так отсказывал Бахарь.
А братишка его младший – Знахарь
сообщил всем на полном доверии.
При полнейшем народном неверии,
что живёт где-то Бахарь, не тужит.
И в морской кавалерии служит.
Стало некому байки сказывать,
людям ихнюю глупость показывать…
А сельцо от таковской печали
люди Бахаревкой переназвали.
……
Тут возникнул однажды Пахарь…
На лицо, на язык – тот же Бахарь…

А помнит ли Транссиб Степана?

Мой дед и прадед строили «Транссиб».
И вот уже сто десять лет «Транссибу».
Чугунку потом, кровью оросил
народ, что там работал за «спасибо»,
да за харчи с одёжкой. Как грачи,
они на каждый перегон слетали,
те, некие рукастые ткачи,
что из чугунных рельсов, шпал сплетали
пути с названьем мягким «полотно» —
жизнь, как могли, себе они смягчали.
Но вешки позади – крест за крестом
оставили в осоке, молочае.
Раздавленными лапищами в ночь
они хватали девок в деревеньках.
Вот так и дед, гоня усталость прочь,
нашёл мне бабку – Аграфену, Феньку.
Как началось всё? Царь – совсем без ног —
отдал монарх почти полночи балу…
Его державно-царственный сапог
по молотому кирпичу чертил устало
две директории. Чтоб рельсы шли
к Байкалу с западных вокзалов.
И чтоб навстречу им дорогу повели
от моря до подбрюшия Байкала.
Прадедушка Сергей и дед Степан
двенадцать лет уж на «Транссибе» строят.
Десятником наряд им сложный дан:
от сих до сих пускай тоннель пророют.
Там скалы. Надо скалывать кайлом.