Юрий Сигачёв - Сталин: Взгляд со стороны. Опыт сравнительной антологии

В этой ответственной работе Коба не принимал участия. Он был тифлисским социал-демократом, затем батумским, то есть революционером местного масштаба. Связь Кавказа с «Искрой» и с центральной Россией осуществилась Красиным, Курнатовским и другими. Вся работа по объединению местных комитетов и групп в централизованную партию совершалась помимо Кобы. Это обстоятельство, которое неоспоримо устанавливается на основе переписки того времени, мемуаров и других документов, очень важно для оценки политического развития Сталина: он продвигается вперед медленно, неуверенно, ощупью 32.

Л. П. Берия:Товарищ Сталин 5 апреля (18 апреля) 1902 года был арестован на заседании батумской руководящей партийной группы вместе с рабочими К. Канделаки, Д. Дарахвелидзе и другими и заключен в батумскую тюрьму.

В тюрьме товарищу Сталину удается наладить связь с оставшимися на свободе членами социал-демократической организации и направлять их работу. Одновременно он проводит большую политическую работу среди заключенных. Товарищ Сталин просидел в батумской тюрьме с 5 апреля 1902 до 19 апреля 1903 года, а 19 апреля 1903 года его перевели в кутаисскую тюрьму.

Товарищ Сталин в кутаисской тюрьме, так же как и в батумской, ведет большую политическую работу среди заключенных, устанавливает связь со всеми камерами политических заключенных, проводит среди них пропаганду ленинско-искровских идей, резко разоблачает оппортунизм большинства «Месаме-даси», газеты «Квали» и Ноя Жордания, пропагандирует идеи гегемонии пролетариата и необходимость пролетарского руководства крестьянским движением.

Товарища Сталина в ноябре 1903 года обратно переводят в батумскую тюрьму, откуда его ссылают в Сибирь (Иркутскую губ.) в конце ноября 1903 года 33.

А. В. Островский:В кутаисской тюрьме он встретился с социал-демократом Григорием Уратадзе, который оставил следующее описание своего товарища по партии:

«На вид он был невзрачный, оспой изрытое лицо делало его вид не особенно опрятным. Здесь же должен заметить, что все портреты, которые я видел после того, как он стал диктатором, абсолютно непохожи на того Кобу, которого я видел в тюрьме в первый раз, и на того Сталина, которого я знал в продолжении многих лет потом. В тюрьме он носил бороду, длинные волосы, причесанные назад. Походка вкрадчивая, маленькими шагами. Он никогда не смеялся полным открытым ртом, а улыбался только. И размер улыбки зависел от размера эмоции, вызванной в нем тем или иным происшествием, но его улыбка никогда не превращалась в открытый смех полным ртом. Был совершенно невозмутим. Мы прожили вместе в кутаисской тюрьме более чем полгода, и я ни разу не видел его, чтобы он возмущался, выходил из себя, сердился, кричал, ругался, словом, проявлял себя в ином аспекте, чем в совершенном спокойствии. И голос его в точности соответствовал его ледяному характеру, каким его считали близко его знавшие».

Описание, данное Г. Уратадзе (борода, длинные волосы, зачесанные назад), соответствует тому изображению, которое запечатлели коллективная фотография заключенных кутаисской тюрьмы в 1903 году и фотография, сохранившаяся на регистрационной карточке Иркутского охранного отделения 34.

И. В. Сталин:Осенью 1903 года Сталина высылают на три года в Восточную Сибирь, в Балаганский уезд Иркутской губернии, в село Новая Уда. 27 ноября 1903 года Сталин прибывает на место ссылки. В ссылке он получает письмо от Ленина.

«Впервые я познакомился с Лениным в 1903 году, – говорит Сталин. – Правда, это знакомство было не личное, а заочное, в порядке переписки. Но оно оставило во мне неизгладимое впечатление, которое не покидало меня за всё время моей работы в партии. Я находился тогда в Сибири в ссылке… Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период» 35.

Л.Д. Троцкий:Согласно изложению самого Сталина, письмо Ленина носило не личный, а программный характер. Такого рода письма рассылались Крупской по ряду адресов и в оригинале сохранялись в заграничном архиве. Вряд ли в данном случае было сделано исключение для неизвестного молодого кавказца. Но в архиве нет того письма, копию которого Коба сжег «по привычке старого подпольщика» (ему в это время было ровно двадцать четыре года). Больше всего, однако, удивляет тот факт, что Сталин ничего не упоминает о своем ответе Ленину. Получив письмо от боготворимого им, по собственным словам, вождя, Коба, разумеется, немедленно же ответил бы ему. Но Сталин молчит об этом, и молчит не случайно: в архиве Ленина и Крупской ответного письма Кобы нет. Если допустить, что оно было перехвачено полицией, копия его непременно сохранилась бы в папках Департамента полиции и была бы давно воспроизведена в советской печати. Наконец, дело ни в каком случае не могло бы ограничиться одним письмом. Молодой социал-демократ не мог не дорожить постоянной связью с вождем партии, «горным орлом». Со своей стороны, Ленин очень дорожил связью с Россией и аккуратно отвечал на каждое письмо. Между тем никакой корреспонденции между Лениным и Кобой не возникло в течение ближайших лет. Всё вызывает недоумение в этом рассказе, кроме его цели.

В жизни Ленина 1904 год был, пожалуй, самым тяжелым, если не считать последних годов болезни. Не желая и не предвидя того, он порвал со всеми выдающимися деятелями русской социал-демократии и долго не находил никого, кто мог бы заменить вчерашних соратников. Только постепенно подбирались большевистские литераторы, к тому же далеко уступавшие редакторам «Искры». М. Н. Лядов, один из активных большевиков того времени, находившийся в 1904 году с Лениным в Женеве, рассказывал двадцать лет спустя: «Приехал Ольминский, приехал Боровский, приехал Богданов… ждали мы приезда Луначарского, за которого Богданов ручался, что он по приезде обязательно примкнет к нам». Все эти лица возвращались из ссылки, о них знали заранее, их ждали. Но при подготовке фракционной газеты никто не поднимал вопроса о Кобе, которого теперь изображают как уже выдающегося в тот период большевистского деятеля. 22 декабря выходит, наконец, в Женеве первый номер газеты «Вперед». Коба не имел никакого отношения к этому знаменательному событию в жизни фракции. Он не вошел в сношения с редакцией. В газете нет ни его статей, ни корреспонденций. Это было бы совершенно невозможно, если бы он в то время был лидером кавказских большевиков.