Николай Шахмагонов - Николай II и Александра Федоровна. Любовь, победившая смерть

– Не надо отправлять. Я готов жениться! – сказал цесаревич.

С помолвкой родители не тянули. Она состоялась уже 17 июня 1866 года, а 28 октября цесаревич венчался с принцессой Дагмар.

Но что же стало с любовью к Мещерской? Ведь она была, казалось, всепобеждающей. Цесаревич позволил себе лишь одну встречу с возлюбленной. Последнюю прощальную встречу, и на этом поставил точку, записав в дневнике строки из стихотворения Михаила Юрьевича Лермонтова «Договор»…

Вскоре княжна Мария Элимовна Мещерская вышла замуж за князя Демидова-Сан-Донато. По любви ли вышла или решилась на брак из-за безвыходной ситуации, сказать трудно, поскольку не довелось ей воспользоваться благами супружества. 26 июля 1868 года Мария Элимовна покинула сей мир. Ей едва исполнилось двадцать четыре года.

Если окинуть взором историю любовных и супружеских отношений великих князей, царей и императоров России, то дом Рюриковичей будет выглядеть гораздо более высоконравственным, нежели дом Романовых. Такие семьи, как у императоров Николая I, Александра III и Николая II, исключение, а не правило. А вот в доме Рюриковичей все иначе. Там высокая нравственность в браке – правило.

Может быть, кто-то усомнится и скажет: просто сведений до нас не дошло за давностью лет. Еще как дошли сведения, а точнее, сплетни. Но сплетни легко опровергаются, если не заниматься злопыхательством, подобно иным странным особям, взявшим на себя роль судей наших великих предков, а взглянуть пристальным взором на то, что было на самом деле, и обратиться к достойным документам, а не к пасквилям, которых всегда немало сочиняется о сильных мира сего.

Клевета коснулась даже образцовой во всех отношениях семьи великого князя московского Дмитрия Иоанновича, нареченного Донским за блистательную победу на Куликовом поле. В древних летописях о супружестве великого князя Дмитрия Иоанновича и Евдокии Дмитриевны говорится:

«Любящего душа в теле любимого. И я не стыжусь сказать, что двое таких носят в двух телах единую душу и одна у обоих добродетельная жизнь. Так же и Димитрий любил жену, и жили они в целомудрии…»

И далее…

«Оба жили единою душою в двух телах; оба жили единою добродетелию, как златоперистый голубь и сладкоглаголивая ластовица, с умилением смотряся в чистое зеркальце совести».

Александр Нечволодов в «Сказаниях о Русской земле» писал:

«Мы много видели в Древней Руси добродетельных княгинь и счастливых браков, но брак Дмитрия Иоанновича Московского отличался особым благословением Божиим. Юная княгиня Евдокия была совершенно исключительной женщиной по своей необыкновенной набожности, кротости и глубокой привязанности к мужу…

Конечно, брачный союз таких двух людей, скрепленный глубокой любовью, должен быть весьма счастлив, и, разумеется, в этом семейном счастье и черпал Дмитрий свои необыкновенные силы для борьбы с теми неожиданными, сложными и чрезвычайно грозными обстоятельствами, которые сопровождали все его великое княжение.

И недаром Дмитрий Донской, почувствовав приближение своей кончины, строго наказал своим детям быть во всем послушными матери и действовать единодушно во славу Отечества, исполняя материнский наказ и материнскую волю».

Сколько усобиц знала Русь, не сосчитать, но Евдокия Дмитриевна сумела удержать своих сыновей от ссор и раздоров. Они любили ее, верили ей и всегда слушались ее, помня наказ своего великого отца.

О достоинствах великой княгини можно говорить много. Важно одно. Нет разночтений в том, что именно она смогла содействовать укреплению централизованной княжеской власти в трудное для Русской земли время. Вполне естественно, это не нравилось врагам единой и могучей Руси, коих, увы, всегда достаточно на нашей земле.

«Ведя строго подвижническую жизнь, – читаем мы в “Сказаниях о Русской земле”, – Евдокия Дмитриевна, следуя примеру своего мужа, держала это в тайне, а на людях показывалась всегда с веселым лицом, нося богатые одежды, украшенные жемчугом. Конечно, она делала это, чтобы являться в глазах толпы с видом, подобающим высокому званию великой княгини. Однако некоторые злонамеренные люди стали распространять о ней дурные слухи, которые дошли и до одного из ее сыновей – Юрия. Юрий в беспокойстве сообщил о них матери. Тогда Евдокия Дмитриевна созвала детей в молельню и сняла часть своих одежд. Увидя худобу ее тела, изнуренного постом и измученного веригами, они ужаснулись, но Евдокия Дмитриевна просила их не говорить об этом никому, а на людские толки о ней советовала не обращать внимания».

То есть совершенно очевидно, что этот семейный союз достоин подражания.

А сколько черноты и ненависти излито злопыхателями на матушку русского царя Иоанна Васильевича Грозного – супругу великого князя Василия III Иоанновича Елену Васильевну Глинскую. Особенно дерзкой и безнравственной клевете подвергнуты годы правления Елены Васильевны, когда она осталась без мужа с двумя малолетними детьми на руках во главе всего государства Московского. В те времена и поползли сплетни, авторами которых стали бояре-крамольники, коих не устраивала централизованная самодержавная власть в России, а развили пасквили в так называемых исторических опусах, разумеется, как всегда, иноземцы, для которых клевета на Русскую землю была делом привычным. Ну а поскольку многие наши учебники истории в основном состоят из клеветнических мифов иноземцев, о правительнице Елене Васильевне сложилось «мнение как о женщине, позорившей мужнее ложе».

Изучая наследие Иоанна Васильевича Грозного, я обратил внимание, что государь называет в своих трудах Елену Васильевну не иначе как «Моя благочестивая матушка». Подумайте сами, стал бы сын, имея иные факты, как говорят, дразнить гусей постоянным применением эпитета «благочестивая»? Написал бы скорее просто – «матушка». Поиск привел к тому, что удалось найти источник злопыхательства. Первым озвучил сплетню, если, конечно, не придумал ее сам, некий Сигизмунд Герберштейн в своих насквозь лживых «Записках о Московии». В сем, с позволения сказать, труде говорится о том, что Елена Васильевна позорила мужнее ложе с боярином Иваном Федоровичем Овчиной Телепневым Оболенским. В комментариях к «Запискам», выпущенным в 1988 году Издательством Московского университета, указано: «Сведения о том, что И.Ф. Овчина был фаворитом Елены Глинской, содержат лишь «Записки о Московии» Герберштейна, который получил их, скорее всего, от И.В. Ляцкого. По данным официальной летописи, арест И.Ф. Овчины после смерти Елены Глинской 3 апреля 1538 года – результат «самовольства» князя В.В. Шуйского, недовольного тем, что «его государь великий князь в приближении держал». Согласно сообщению той же Никоновской летописи, «посадиша его в палате за дворцем у конюшни и умориша его гладом и тягостию железной».