Антон Сасковец - Насосненские байки. Мем-орная лирика отставного сержанта

Вот все это нужно было тряпочкой протереть от пыли. До самого компрессора. И вылезти обратно. Под рассекателем приходится совсем уже червем ползти, там места мало. Конечно знаешь, что никто двигатель не заведет, пока ты там внутри. Но жуть пробирает. И, конечно, пыли там никакой нет. Зато после этого упражнения подходить к воздухозаборнику никакого нет желания. Внушает уважение самолет – и размерами своими, и мощью.

Со старшиной нам повезло. Во-первых, он был русский, а точнее – молоканин. Мы тогда не разбирались в тонкостях религиозных течений, и поняли просто: русский, предки которого уже давно живут в Азербайджане. Может сто лет, а может двести. Фамилия его была Романенко. В любом случае, из всех прапорщиков, появлявшихся в казарме, он был чуть ли не единственным русским. И на том спасибо. Тем более, что человек он был незлобный и не вредный. Это во-вторых. Хотя было ему с нами тяжело.

Прежде всего, в казарме было холодно. Первую зиму, помню, плюс восемь градусов. И заставить нас убирать в кубрике было сложно. Кроме того, нас было мало. Народу ходить в наряды подчас не хватало. После того как уехали домой ленинградские сержанты-дембеля, сержантами сделали меня и одессита Витю Черного. Витя утверждал, что его гражданская специальность вор-карманник, и строго соблюдал правило «неработания». То есть ничего не делал. «Их бин больной», и все тут. Ну а я считал, что вся эта армейская показуха типа кантиков на одеяле – устарела и никому не нужна. На боеготовность не влияет.

Помнится в самом начале первой армейской зимы, чтобы сделать казарму хоть немного теплее, нас переселили в соседнюю, а в нашей стали делать ремонт. Закладывать проемы в стенах кубриков блоками, чтобы тепло не уходило в коридор. Мы туда периодически ходили помогать. А Ромашка, как мы звали старшину, вовсю там орудовал раствором и мастерком, строил, измерял, красил, и только на нас покрикивал. Но вообще я его видел не очень часто, поскольку открыл для себя наряд ДСП (то есть дежурного по стоянке). И постоянно ошивался там. Потом Витя тоже просек все прелести этого наряда, и мы ходили в него по очереди.

Важной задачей старшины было удержание нас в рамках приличий. Чтобы мы не пили и вообще вели себя по Уставу. Спорить с нами он не мог, ругаться не любил, и мы в целом уживались мирно. Только периодически он занудствовал. Зато иногда устраивал нам культурные вечера: доставал из каптерки гармошку, и начинал играть. Это было довольно наивно, мы посмеивались, но сейчас я вспоминаю эти его концерты с теплотой. Он ведь честно хотел как лучше.

Трезвость… Здесь было два аспекта. Во-первых, если солдаты попадались на пьянке в казарме, старшине влетало тоже. А во-вторых – мы были для него единственным источником бесплатного спиртного. Как мы со временем выяснили, его «сослали» со стоянки в казарму за какую-то провинность. И спирту (а также «массандры») ему не давали. Не наливали, точнее. Ну а мы, завоевав доверие техников, доступ к спирту имели. Задача старшины была – отбирать спирт у нас.

Надо сказать, что иногда ему везло. Поначалу. Но потом кто-то (не помню уже кто) придумал замечательный тайник. У каждой эскадрильи в казарме была сушилка. То есть комната с огромной батареей в рост человека, на которой в случае чего можно было сушить одежду. Рядом с батареей было небольшое вентиляционное отверстие, закрытое пластмассовой решеткой. Поскольку в подвале казармы стояла вода, иногда туда попадала канализация, и вообще оттуда пахло не очень приятно, поверх решетки к стене прибили кусок линолеума.

Линолеум этот отгибался снизу. Так вот ребята подпилили решетку так, что ее можно было отогнуть и просунуть в отверстие солдатскую металлическую фляжку в матерчатом чехле. Фляжку привязывали на нитку такого же зеленого цвета, как и решетка. И аккуратно спускали вниз. Нитку закрепляли на решетке. Потом аккуратно ставили на место отогнутый кусок, опускали линолеум… Все чисто, ничего у нас нет.

Надо сказать, что если случайно пролить на этот чехол немного спирта (или «массандры»), он некоторое время продолжает благоухать. И вот заходит старшина в сушилку, и по запаху понимает: ОН здесь есть! Как волк метался Ромашка по сушилке, принюхивался, все переворачивал… Но за все время так ни разу фляжку и не нашел. Особенно он переживал, обнаружив ее утром, уже пустую, у кого-то в тумбочке. Мы делили тумбочку с Болеком Рудским. И вот как-нибудь просыпаемся – а старшина устраивает шмон в тумбочках перед подъемом. И начинается:

– Рудский и Сасковец, вы задолбали! Вы сопьетесь!

– Да мы вообще не пьем, товарищ старшина!

– А это что? Откуда? – и показывает на фляжку.

– Фляжка. Не знаем, откуда, ночью кто-то пил и нам пустую подсунул, мы-то здесь при чем?!

На мое двадцатилетие – это уже за полгода до дембеля – ко мне приехали мама с бабушкой. Меня вызвали со стоянки, я прибежал, целую их. А они сидят с Ромашкой в курилке около казармы. И бабушка мне таким строгим голосом говорит:

– Антон, старшина говорит, что ты совсем не хочешь командовать! Я же в детстве учила тебя вырабатывать громкий командный голос! – это она намекала на любимый нами обоими фильм «Офицеры».

Я только улыбнулся в ответ, а старшина горестно махнул рукой: мол, все теперь понятно. Яблочко от яблони далеко не падает. Хороший он был человек, при всех своих минусах.

ДСП – это дежурный по стоянке подразделения. Утром берешь в оружейной комнате автомат с пустым магазином, и идешь на стоянку. Там находишь часового и обходишь вместе с ним все самолеты. Проверяешь печати (спиртовой бачок, бачок антиобледенителя, точки слива спиртоводяной смеси, кабина). Кажется, у нас еще и секретный блок опечатывали, но его мы не проверяли никогда: ну кому они нужны – эти коды «свой-чужой»? Только агрессору. Да ведь агрессора на стоянке, на аэродроме, ну и вообще поблизости нет. А вот спирт и «массандра» нужны всем! И авиационные часы, которые в кабине установлены, дорого стоят. Вот их наличие и проверяли.

Все приняли, караул уехал – дальше до вечера задача ДСП, чтобы самолеты со стоянки не украли. Нет, правда, у нас даже инструкция была, что делать в случае угона самолета со стоянки. Там на выезде, где были никогда не закрывающиеся проволочные ворота, около рулежки стоял большой ящик с камнями. И героический ДСП должен был набрать камней и на бегу кидать их в воздухозаборники выезжающему со стоянки самолету. Да-да, вот так бежать и кидать, бежать и кидать.

Еще на стоянке были ракеты «воздух-воздух». Иногда – на тележках под самолетами, иногда – на крылья подвешенные, а иногда – в ракетном хранилище. Вот их тоже нужно было охранять, чтобы не украли. Поскольку, повторюсь, кроме спирта и часов на стоянке никого и ничего заинтересовать не могло, то в пору одиночества важно было поглядывать, чтобы никто не вертелся у самолетов. На моей памяти вертелись только коровы, и только один раз.