Зиауддин Юсуфзай - Дайте ей взлететь. История счастливого отца

Как во многих других странах мира, в Пакистане для чая имеется целый ритуал. Для начала надо как следует вымыть чайник, чтобы в нем не осталось осадка от предыдущей заварки. Чайные листья должны быть хорошего качества. Чайник наполняют водой и кипятят ее вместе с чайным листом. Когда вода прокипит, в нее добавляют молоко и сахар. Потом все вместе опять доводят до кипения. Женщина с половником начинает зачерпывать чай и выливать его обратно в чайник, чтобы он перемешался. Я не совсем понимаю, почему это делается именно так, но женщины в моем доме всегда готовили чай таким образом, и он получался горячим, сладким и очень вкусным. Есть еще более насыщенный вариант, дудх пати, который готовится без воды – вместо нее сразу кипятят большое количество молока, потом добавляют чайные листья и сахар и нагревают еще раз, чтобы чай стал похож на жидкий мед.

Мы, мужчины, никогда не готовили этот вкуснейший чай – мы только наслаждались им. Одно из моих самых ранних детских воспоминаний: я, малыш, сижу в нашей маленькой гостиной, а отец лежит на кушетке, обложившись подушками. Мать входит в комнату с подносом, на котором стоят чайник и две чашки. Отец не поднимает головы от книги, которую читает; скорее всего, это толстый том хадисов, старинных преданий о пророке Мухаммеде. Мама пододвигает столик, ставит на него поднос и разливает горячий сладкий чай по чашкам. Она протягивает одну чашку отцу, а другую мне, ее любимому младшему сыну. И ждет.

Она ждет, чтобы убедиться, что мы с отцом все выпили, прежде чем насладиться чаем самой. Иногда отец ее благодарит, но не всегда.

Качество чая, который тебе подают, учил меня отец, оценивается в три этапа. Сначала мужчина должен посмотреть на чай, когда его наливают из чайника в чашку, обращая внимание на густоту. Потом – оценить цвет чая в чашке. И, наконец, последняя проверка – попробовать на вкус.

Многие годы мы все – отец, дядья и я – должны были лишь поднести чашку к губам, чтобы насладиться своим чаем. Если отец находил в нем какой-то изъян, то даже не знал, в чем дело. Он просто приказывал матери или сестрам на кухне приготовить чай заново. Такое случалось крайне редко, потому что мама отлично умела угодить отцу. В конце концов, это было ее единственным предназначением в жизни.

Когда Малале приходилось выступать на публике или участвовать в дебатах, она нисколько не волновалась. Она, в отличие от меня, вообще редко волнуется или дает волю эмоциям, за исключением тех случаев, когда рядом находятся ее учителя. Я видел, как она абсолютно спокойно разговаривала с руководством Содружества Наций, но при этом, сидя со мной рядом на вечере для родителей в Старшей школе в Эджбастоне, где она училась последний год, заливалась румянцем.

Этот же румянец я заметил на ее щеках в августе 2017 года, когда четверо из нашей семьи отправились в Оксфорд, в Леди-Маргарет-Холл. Мы испытали огромную радость и облегчение, узнав о том, что Малала набрала нужный балл и через восемь недель станет студенткой Оксфорда.

Малала нервничала – я это видел. Тур Пекай, ее брат Хушал и я впервые попали в Леди-Маргарет-Холл с его величественным фасадом из красного кирпича и несколькими рядами прекрасных арочных окон. Красота Оксфордского университета с тех пор не перестает меня поражать. Мы не имели возможности к ней подготовиться – в отличие от Малалы, мы раньше не ездили в Оксфорд и не выступали там. Но на этот раз она была просто студенткой, а я просто ее отцом.

Двое студентов устроили нам экскурсию, очень порадовавшую нас с Тур Пекай: библиотека оказалась огромной, стеллажи с книгами уходили под самый потолок. Само их количество казалось поразительным. Будучи учителем, я восемнадцать лет учился сам и учил других – конечно, я испытал потрясение при виде такого количества книг. Талибы сожгли сотни школ с книгами и наложили запрет на образование для девочек. Они угрожали мне и едва не лишили жизни мою дочь – только за то, что она, девочка, хотела учиться, хотела читать. Сейчас я начинал понимать, что это был Божий план. Человек предполагает, Бог располагает. Малала не только пережила покушение, жертвой которого стала из-за своего стремления к образованию, но и нашла в себе силы поправиться, излечиться и продолжать учебу, чтобы в будущем стать студенткой Оксфорда. Видеть, как сбывается мечта моей дочери о поступлении в университет, было удивительно. «Ох, Зиауддин, – говорил я себе, – только не надо сейчас плакать!»

После экскурсии декан факультета проводил нас в большую гостиную с высокими потолками; там была масса света и воздуха. Казалось, будто она гораздо больше своих физических размеров. Вокруг кресел и диванов собирались группками люди и что-то вполголоса обсуждали. Девиз Леди-Маргарет-Холл Souvent me Souviens – «Я часто вспоминаю».

Стоя возле стены, я увидел, как декан подошел к столу, где стоял электрический чайник. Даже не знаю, что сказал бы мой отец об этом изобретении. Декан взял чашку, бросил в нее пакетик и налил кипятку. Через пару секунд он поставил чашку на блюдце и добавил в чай молока. Помешав чай, он выкинул пакетик, взял чашку с блюдцем и пошел через всю комнату с ней в руках. У многих из тех, кто находился в комнате, еще не было чая, но он продолжал идти, пока не подошел к Малале, чтобы протянуть чашку ей.

Souvent me Souviens . Только тут я заплакал.

Поэтому, если вы спросите меня: «Зиауддин, каким моментом ты гордишься больше всего?» – я скажу: тем, когда мужчина, декан Леди-Маргарет-Холл, приготовил и подал Малале чашку чая. Этот момент был таким естественным, таким обыкновенным и потому даже более чудесным и значимым для меня, чем встречи Малалы с королевой или президентом. Он подтверждал то, во что я всегда верил: если бороться за перемены, перемены обязательно наступят.

Та чашка чая была заварена по-западному, непривычно для нас. Мой отец наверняка отказался бы пить такой чай, какой поднесли Малале. Он приказал бы вернуть его на кухню, и кто-нибудь из женщин нашей семьи быстро бы вскочил, забрал у нас чай и унес его, печалясь тем, что мы разочарованы. Эта же чашка чая казалась тем слаще, что, будь даже мой отец с нами в той гостиной, он не смог бы отказаться от нее. Чай предназначался не ему; чашку пронесли бы мимо и отдали его внучке.

В детстве меня воспитывали в старом патриархальном духе. Только став подростком, я начал ставить под вопрос то, что раньше принимал как должное. Всю свою жизнь я стремился к чему-то новому, что-то открывал и постоянно учился. К чему же я стремился еще задолго до того, как родилась Малала? Чего я хотел для нее, и для моей собственной жены, и для моих учениц, и для всех девочек и женщин на нашей прекрасной земле? Поначалу я не знал слова «феминизм». Я познакомился с ним позже, на Западе, но тогда понятия о нем не имел. Более сорока лет я не представлял, что это слово может значить. Когда же мне объяснили его значение, я сказал: «Значит, я большую часть своей жизни был феминистом, почти что с самого начала!» Живя в Пакистане, я основывался в своих принципах на любви, уважении и человеческом достоинстве. Я просто хотел и продолжаю хотеть, чтобы девочки жили в мире, который относится к ним с любовью и встречает с распростертыми объятиями. Я хотел и сейчас хочу положить конец патриархату, мужской системе идеалов, основанной на запугивании, которая маскирует дискриминацию и жестокость требованиями религии, а сама при этом упускает из виду, насколько прекрасно было бы жить в по-настоящему равноправном обществе.