Евгений Бажанов - Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки

В черновой тетради Наташи, исписанной математическими формулами, я нашел ее переписку с кем-то из одноклассниц.

Незнакомый почерк: «Куда ты решила идти?».

Наташин почерк: «Еще не знаю, но думаю попробовать в ИМО. Мне советуют идти в университет Дружбы…».

Незнакомый почерк: «Могут принять в МАИ, но я хочу в МИФИ или мехмат. Еще на инженера-физика можно, а конструкторский не выйдет. Я хочу в физический, но из-за сердца не примут, придется в гуманитарный…».

И еще незнакомый почерк: «Я должна заниматься в Клубе искусствоведов при музее Пушкина суббота 6 вечера, если поступлю. Физический кружок Анатолия Михайловича – вторник».

Там же: «Как ты думаешь, лучше заниматься сразу 2 часа или по 1 часу 2 раза?».

На выпускном школьном вечере учитель физики сокрушался. Он считал, что Наташа с ее уникальными способностями в области естественных наук, должна поступать в МИФИ или на физический факультет МГУ. Наташа и сама не была уверена в правильности выбора. В МГИМО, сетовала она родителям, берут только по знакомству, а потом также по знакомству распределяются и делают карьеру.

Решающую роль сыграли слова классной руководительницы Майи Моисеевны Винокуровой:

– Ты так сильно училась, что тебе абсолютно не о чем волноваться, у тебя все будет хорошо.

Наташа приняла совет с учетом того, что экзамены в МГИМО проходили в июле, раньше чем в других вузах. Если бы не получилось в МГИМО, она подалась бы на истфак МГУ. Мгимовские экзамены послужили бы репетицией. Впрочем, родители не сомневались в успехе. Папа говорил: «Наташа, ты золотая медалистка, никакой блатной тебе не помешает».

Некоторые из абитуриентов, тоже поступавшие в МГИМО, сумели освободиться от выпускных экзаменов в школе, можно сказать, сберегли силы и нервы. Наташа все выполняла по полной программе, очень устала, но тем не менее мгимовские экзамены сдавала с блеском. Однако из-за отсутствия блата оценки ей занижали. И приняли на факультет международных экономических отношений (МЭО) «кандидатом в студенты». Это означало, что девочку могли отчислить после первой же сессии за недостаточно высокие оценки. Это было первое столкновение моей будущей жены с несправедливостью. Она поняла, что во взрослой жизни, в отличие от того, чему учили в школе, не все решают знания и совесть [12] Племянник Тамары Григорьевны (сын сестры) тоже пытался в 1966 году поступить в МГИМО, но не прошел по конкурсу. Сейчас преподает философию в Петербурге. .

Уже после зачисления Наташи в МГИМО папа, Евгений Павлович, пожаловался своему знакомому, министру Морфлота Бакаеву, на мгимовские мытарства дочери. Тот живо отреагировал:

– Что же Вы раньше не сказали, один звонок, и я все решил бы без проблем.

А вот как, по свидетельству Надежды Александровны Мериновой (Рухмановой), отреагировали на поступление Наташи в МГИМО одноклассники:

«Наташин «разворот» (другого слова не подберу) в сторону дипломатии явился для нас – ее одноклассников – сродни «грому средь ясного неба». У нас еще в 9-м классе сформировалась группа желающих поступать в этот престижнейший вуз. Это были дети родителей, связанных по работе с международными делами или просто занимавших высокие посты в государстве. Наташа в данную группу не входила. Никто не ожидал, что Наташа будет поступать (и поступит) в МГИМО. Некоторые даже шутили, узнав об этой сенсации, что, дескать, «без блата Наташка пролетит мимо». Другие судачили о том, что в МГИМО она пошла, чтобы вырваться из-под гнета бабушки. Так ли это – не буду гадать. Но в любом случае… Наташа попала в самое «яблочко». Никто из тех, кто поступал с ней, не стал таким успешным и ярким. Наташа превратилась в подлинную звезду и внешне, и в плане дипломатической и научной карьеры. Она выросла в крупнейшего специалиста и по Востоку, и по другим регионам. В МГИМО же она нашла свою первую и единственную любовь в лице Евгения Петровича».

…Я, как и Наташа, был зачислен на 1-й курс МЭО. Нас собрали, чтобы объявить, кому какой язык учить. Словно предчувствуя свою судьбу, я сидел в зале и вслух, и про себя повторял: «Хоть бы не китайский, хоть бы не китайский!». К тому времени (1964) советско-китайские отношения и, главное, восприятие Китая в нашей стране окончательно испортились. КНР, бедная, отсталая страна, да еще со странными порядками, с дурацкой пропагандой, почти никого не привлекала.

И надо же было так случиться, что именно меня первым среди китаистов назвали. Зал немедленно разразился смехом, одновременно сочувствующим, издевательским и злорадным. Такой же реакции удостоились озвученные затем фамилии других новоиспеченных китаистов.

После китаистов объявили кореистов, в том числе Наташу. Зал эмоций не высказал, но зато приговоренные изучать этот малоизвестный и непопулярный язык сильно расстроились. Наташа, как я уже писал выше, в школе увлекалась Индией и мечтала овладеть хинди или урду. И вдруг корейский! Все, что связывало ее с Кореей, был подаренный в детстве пупс-кореец (он долгие годы хранился у нас на даче, но несколько лет назад куда-то запропастился). И помнила еще эпизод из далекого детства, когда с бабушкой ехала в поезде по маршруту Москва – Баку. В том же вагоне путешествовали корейцы, и поскольку на Корейском полуострове тогда шла кровопролитная война, пассажиры их очень жалели.

Не только Наташа, но и остальные корееведы стали таковыми поневоле. Причем один из них, Лев Макаревич, подал заявление на столь непопулярный китайский язык. Других заявлений на китайское отделение не было, и тем не менее парню «влепили» корейский.

Чехарда с распределением языков всегда была свойственна МГИМО. Олег Герасимович Пересыпкин, ректор Дипакадемии в 1987–1993 годах, поступал в МГИМО в 1959 году и тоже подал заявление на китайский. Но в отличие от Левы Макаревича получил арабский. И стал видным арабистом-дипломатом, ученым, педагогом.

Система назначения языков сохранилась и поныне. Дочери моей коллеги, желавшей освоить скандинавские языки, дали хинди. После длительных препирательств и разбирательств сжалились и перевели на… украинский язык. В Дипакадемии тоже случались курьезы. Со мной там учился (в 1979–1981) азербайджанец, к моменту поступления блестящий переводчик арабского. Так ему вменили в обязанность освоить вьетнамский.

Перед началом занятий первокурсников отправили на летние работы. Я принял участие (конечно, в высшей степени скромное) в строительстве гостиницы «Россия» в Зарядье (которую уже в постсоветскую эпоху снесли). Наташенька же поехала в колхоз. Там познакомилась и сдружилась с тремя девушками – Наташей Ефремкиной, Леной Моисеевой и Юлей Захаровой. Первая из этих трех подруг так вспоминает знакомство с моей Наташей: