Дмитрий Силкан - Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом

Иногда, особенно когда только начинал брать интервью, я недоумённо перебивал собеседников: «Это вы сейчас про кого, про Есенина рассказываете?!» Иногда получал утешительный ответ: «Нет, это уже о Троцком, который Есенина особо привечал…» Тогда я облегчённо вздыхал: «Уф, от сердца отлегло!» Но порой слышал и обескураживающее: «Да, про него, про Сергея Александровича, – а что именно вас смущает?» Тогда старался совладать с дрожью в голосе и открывал личный сезон соглашательских киваний: «Нет-нет, продолжайте!»

Порой в один день случалось взять два совершенно разных – не просто непохожих интервью, но, как казалось, не имеющих даже общих точек соприкосновения. Во всяком случае, такими получались ответы на вроде бы одинаковые вопросы. Но в результате создавалось ощущение, будто беседуем не только о разных людях, но и про совершенно не похожие друг на друга культурные эпохи… В такие моменты ускользающий облик Сергея Есенина представлялся сугубо мифическим, выписанным в разной цветовой и смысловой гамме. (Правда, потом вечером переслушивал записи… и судорожно размышлял: как вот «это всё великолепие» сшить в некое единое целое? Есенин представлялся мне то двуликим Янусом, то тысячеликим Шивой, а то – по всем правилам нигилизма – растворялся в безучастной вселенской пустоте. Впрочем, обо всём этом и будет подробно рассказано в книге).

Ещё раз подчеркну, но без этого никуда: повторов в книге планируется много. По идее – каждый новый ответ моих уважаемых соавторов должен «ощупывать» требуемую панораму с разных фокусных точек. Магистральный подход к изложению полученного материала будет следующим: существует некий «чёрный ящик» с аббревиатурой «С.А.Е.» на боках (наподобие тех, что находят на дне океана после трагических авиакатастроф). Ящик повреждён, долго пролежал на илистом дне… но существуют сонмы специалистов по аэронавтике, баллистике, записывающим устройствам, криптографии, моделированию полётных ситуаций, – что смогут попытаться дешифровать отловленные данные.

Конечно, степень удачности предприятия заранее не известна, и реконструкция событий сможет произойти лишь в некоем приближении. Ведь исчерпывающую информацию мог бы дать лишь сам командир величественного трансконтинентального лайнера «С.А.Е.». Но тот уж больше чем девять десятков лет назад трагически закончил свой суборбитальный полёт в питерском «Англетере». Сам ли вывернул руль в безвозвратный «штопор» или его предательски «сбили» – так до сих пор и не ясно. За давностию лет уже ничего не доказуемо в той степени, что не допускает сомнений. Разве что может быть высказано в качестве предположения, с большей или меньшей степенью убедительности. Но все версии выслушаем, факты и догадки аккуратно задокументируем. И, как говорят на Востоке: «Пусть расцветают тысячи цветов…» Тем более что распускаются эти цветы-мнения на могиле великого поэта.

«Читай непосредственно стихи – чего тебе дадут противоречивые версии биографий поэта?» – признаюсь, подобную мысль, в самых разных формах, я выслушал не меньше дюжины раз. Поэтому даже и не буду указывать авторство данного тезиса – не знаю, указать с десяток имён собеседников через запятую или оставить здесь как некий новый городской фольклор.

Хотя резче всех высказались по этому поводу самые молодые консультанты издания. Первый – знаковая фигура питерского поэтического андеграунда, Илья Сёмкин: « Есть что-то порочное в желании представить жизнь поэта через какие-то происшедшие с ним события, через призму сомнительных высказываний его критиков или современников, зачастую абсолютно некомпетентных исследователей или банальных сплетников. Важны не жизненные обстоятельства и даже не трагический конец, а та энергия, что тридцать лет проходила через Есенина, выливаясь в идеально законченные стихотворные строки».

Второй – Максим Замшев, возглавляющий знаменитую «Литературную газету»: «Копаться в личной жизни великих творцов – не дело писателей, наше дело – литература. Чтобы заниматься изучением чужой личной жизни – нужно поднять массу документов, проверить их подлинность! А как у нас обращаются с документами – мы знаем. Как много необъективных современников, плохо скрывающих своё злопыхательство, – мы тоже знаем. Так что это дело литературоведов: это они – за зарплату! – изучают разного рода обстоятельства жизни. А литераторам должно быть больше интересно само творчество!»

Ну и третий, Александр Чистяков, – не только поэт, но и цепкий куратор, организатор сценического литпроцесса: «И всё-таки судьба поэта – это прежде всего его произведения. Вообще считаю, что подробные биографии поэтов нужно запретить публиковать, чтобы не отвлекали от главного – за поэта должны говорить его стихи! Да, про Есенина многое чего говорят, но народ не читает эти заумные книжки, где скрупулёзно перечисляют его любовниц или дебоши. Считаю, что обычному читателю не надо выкладывать всю подноготную. Например, как опубликовали книжку про Высоцкого, там по минутам последние дни перед смертью зафиксированы. Зачем?»

И ведь действительно: Сергей Александрович Есенин оставил столь обширное наследство из художественных произведений, что даже жалко времени на размазывание по концептуальному полю разного рода фактов-слухов-преданий о его земной жизни. И правда тогда – зачем? И возразить тут, в общем-то, нечего.

Но вот что говорит известный прозаик Евгений Водолазкин: « Всякий поэт не то чтобы актёр, скорее, он усиленно заботится о своей биографии – той, что представляет публично. Для прозаика, скажем, биография не играет столь важной роли. А для поэта она важнейшая составляющая его творчества. И так было всегда: вспомним биографии Байрона, Пушкина, Лермонтова. Все известные поэты имеют биографию, которая в определённой мере – некий “сертификат” его поэтической состоятельности. Если человек способен уйти воевать или вызвать обидчика на дуэль, то та кровь, которая сочится из его стихов, – настоящая. Это не клюквенный сок!»

Как вариант: будем рассматривать в этой связи если не всех деятелей искусства, то хотя бы поэтов? Их творческие изыскания – в непосредственном сочетании с «публичной биографией»?.. Впрочем, тут вряд ли можно прийти к единому мнению…

Можно рассмотреть и такой довод: два моих давних приятеля, придерживающихся буддийского вероисповедания, утверждают без тени сомнения, что получают некое «истинное духовное наслаждение», скрупулёзно изучая сохранившиеся предания о жизни и деяниях Будды. Мол, одних только текстов его сутр-проповедей как-то маловато! Если не знать о царском происхождении Будды, земной жизни, просветлении, – то и высказанные им бессмертные станцы как-то бледнеют, размываясь в неясном историческом контексте. Если, мол, не вошёл царевич Сидхартха Гаутама в Нирвану, то и его бессмертное речение «сарва дуккха» («Всё есть страдание, искажение» – из учения о Благородных Истинах) – не более чем удачная поэтическая находка.