Антон Геля - Америка. Моё знакомство с новой страной

Из Питера мы летели «Люфтганзой». Миловидные стюардессы встречали нас у входа в самолёт. Один салон, по три кресла с каждой стороны от прохода. Я давно не летал, поэтому попросил Романа, с которым мы оказались рядом, уступить место у окошка. Он согласился, достал толстый журнал, и начал потихоньку вслух читать длинную статью об авиакрушениях. Я задавал уточняющие вопросы, когда что-то звучало невнятно. Третьей в нашем ряду почти перед концом посадки оказалась Людмила. Услышав, о чём статья, она попросила «прекратить хулиганить тут разные безобразия».

С младенчества люблю самолёты. Большие, сильные и красивые машины. Поэтому когда началась рулёжка, я чуть ли не по пояс высунулся в окошко, стараясь как можно больше увидеть и сфотографировать. Момент взлёта я снимал на видео.

Вообще-то при взлёте и посадке запрещено использовать электронное оборудование, так как в большинстве случаев современные компьютеры, фото– и видеокамеры имеют встроенные радиопередающие устройства, способные повлиять на работу бортовой электроники. Но моя камера не имеет подобных свойств, и излучает не больше радиопомех, чем карманный фонарик. Поэтому я не подвергал риску самолёт и уверенно снимал большинство взлётов и посадок, коих за эти три недели было достаточно много.

В ожидании Америки у меня несколько раз возникала мысль, что неплохо бы вспомнить английский. Я даже положил поближе разговорник и учебник, но так их ни разу и не открыл. Последний раз я системно учил английский ещё в школе, много-много лет назад. Поэтому к моменту вылета худо-бедно мог с трудом вспомнить 100-200 бытовых слов, и всё. Про времена говорить просто не приходится. Однако, как только мы взлетели, в памяти одно за другим стали выплывать выученные когда-то фразы и обороты. Когда пришлось общаться со стюардессой, я понял её вопросы, и сумел (с чудовищным акцентом, конечно) сделать заказ не только себе, но и своим попутчикам. Тихо порадовался этому.

Обед был, честно говоря, ужасный. Маленькая порция непонятных макаронных изделий, присыпанных горохом. И невкусный… Зато была бесплатная выпивка. Мы взяли по порции красного вина и виски с колой. Выпивка была очень хорошая. Вкусная.

От обеда остались несколько двухсотграммовых бутылок минеральной воды, какие-то джемы и иная мелочь. По русской традиции решили забрать с собой. И сунули это всё мне в рюкзак, благо он был почти пустой.

Потом стюардессы возили на столиках продукцию «дьюти-фри»: спиртное, косметику, сувениры. Много всего. Кто-то что-то покупал.

Лететь до Франкфурта больше двух с половиной часов. С учётом ожидания в аэропорту, долгой рулёжки, которая продолжалась минут 40, время в пути получается почти 4 часа. Как можно в тесном самолёте размять ноги и погулять по уважительной причине? Верно: посетить туалет. В туалет была небольшая очередь, но никто не торопился. Было очевидно, что для всех собравшихся в хвосте это так же просто повод встать с места. Разглядел пассажиров. В основном иностранцы, которые внешне всё ещё чем-то неуловимо отличаются от наших соотечественников. Чем – тогда понять так и не смог. Понял на две недели позже, после ежедневного общения: они почему-то повально выглядят здоровее (волосы, цвет лица, и особенно зубы: у них у всех просто отменные зубы!), и ещё иностранцы имеют другую конфигурацию складок на лице, которая сложилась от постоянной готовности к улыбке. Если я видел напряжённое лицо, то, в половине случаев обращаясь по-русски, я попадал на соотечественника. Реже – на чем-то серьёзно озабоченного или нездорового человека. Но там, в хвосте самолёта, летевшего во Франкфурт, я этого ещё не знал, и просто рассматривал разноязыких пассажиров.

Кабинка туалета оказалась меньше самых маленьких кабинок. Буквально сантиметров 50х50. Локти расставить уже невозможно. А сколько же там было всяких кнопок!.. Незнакомый с их системами, я ещё сообразил, как спустить воду в унитазе, но как включить воду для мытья рук, я уже не знал. В итоге, нажимая на всё подряд, нечаянно вызвал стюардессу. Вот как среднему вологодскому мужику может придти в голову мысль, что в кабине туалета может быть кнопка вызова стюардессы ?.. Это же в каком направлении нужно начинать думать, чтобы дойти до такого? А в их западных самолётах это есть. Стюардесса оказалась рядом, и, надавив на носик крана, открыла мне воду. Эта стюардесса и так всё время улыбалась (видимо знает, что это ей идёт), а случай со мной, похоже, и вовсе её развеселил по-настоящему. В проходе стояли Николай и Мария, наши питерские попутчики. Рассказал им про кнопки и про тесноту кабинки.

– Возму-у-ути-и-ительно!.. – протянул насмешливый Николай.

Перед посадкой во Франкфурте стюардессы прошли по рядам и разбудили каждого, кто спал, фразой «Опс!..».

Включённый после посадки мобильный телефон показал сеть «o2-de» и времени на два часа меньше, чем в Питере.

В аэропорту Франкфурта мы вышли из самолёта достаточно далеко от здания аэровокзала. Собрались у трапа и дружной толпой на автобусе-шаттле доехали до здания. И принялись искать выход C9. Не самая простая задача для малоопытных ещё путешественников. Сотни метров коридоров по стрелкам вызывали сомнение: а туда ли идём? Но маячившие впереди надписи C1-18 всё звали и звали за собой. Наконец мы увидели то, что хотели: выходы в ворота C8, C9, C10. С нами эти же ворота искала какая-то старушка-американка. И здесь выявились проблемы со знанием английского. Одно дело услышать и произнести несколько шаблонных фраз, значения которых можно и не осознавать, в самолёте, когда и я, и стюардесса пользовалась чужим обоим языком как некой условностью. Другое дело – общение с носителем языка, который говорит не отдельными понятными словами, а целой фразой. Из всего потока услышанного удалось выловить только то, что и старушке нужны ворота си-девять. Что ей нужно было ещё, и почему она не хотела идти за нами, а начинала махать руками в другую сторону, и что-то много-много говорить непонятного, никто из нас так и не смог понять.

Перед выходом C9 стояла очередь пассажиров на очередную проверку. Мы уже знакомым движением стали снимать часы, ремни, обувь… очки здесь можно было не снимать. Но зато в моём рюкзаке нашли две бутылочки с водой, ёмкостью 0,2 литра. Обе они были безжалостно изъяты офицером в перчатках и брошены в огромную, литров на 100, урну. Примирительная попытка объяснить, что это из предыдущего полёта, наткнулась на однозначный ответ: «200 граммов». Спорить бессмысленно: все емкости объёмом больше 100 граммов должны быть либо специально запакованы, либо провозиться в багаже. Это норма. Комментировать или искать исключения никто не будет.

Обулся я здесь же, а вдевать ремень отошёл к своим, уже прошедшим контроль попутчикам.