Антон Геля - Америка. Моё знакомство с новой страной

– Представляешь, у меня почти целую бутылку виски изъяли! Купил в самолёте! 37 долларов! Была вскрыта, и её в урну! – делился неприятной новостью Николай. – Зачем они тогда в самолётах торгуют, если всё равно дальше везти нельзя? Уроды!..

Этому резюме мы покивали, потому что не только у него, но и у некоторых женщин нашей делегации отобрали какую-то только что купленную за доллары косметику.

Получив посадочные талоны на следующий рейс, «Юнайтед Эйрлайнз», мы больше часа сидели в накопителе с оголёнными коммуникациями под крышей, знакомясь друг с другом и перешучиваясь. Пришли к выводу, что нехитрый бизнес продать в самолёте и отнять в аэропорту вряд ли прижился бы в России, поскольку уж больно у нас народ суров в отношении купленной собственности. А здесь всё как-то прокатывает…

Неожиданно Николая и Людмилу объявили по радио, упомянув слово «багаж». Попросили подойти к стойке регистрации. Они сорвались и резвым шагом подошли, куда просили. Мы стали шутить, что «вот и первые потери». Но обошлось. Служащие аэропорта решили «с особым вниманием отнестись к этому ценному багажу»… Что было на самом деле, вновь повеселевший Николай не сообщил.

Объявили посадку. Сначала группы с большими номерами.

На американских авиалиниях, в отличии от российских, посадка пассажиров начинается с хвоста, а запускают всех в носовую дверь. Для удобства на посадочных талонах пишут номер группы: 5,4,3,2,1… Чем больше цифра – тем ниже класс, тем дальше от носа, тем раньше придётся входить и позже выходить. Потому как выпускают так же через переднюю дверь, и сначала тех, кто сидит впереди. Наша очередь на посадку была самой первой. Пройдя в ещё пустой самолёт, мы шли и шли, пока не дошли до самого хвоста. В огромном «Боинге» 777-400 вологодской группе опять дали все места рядом, между двумя проходами, по центру. «Самые безопасные места» – сообщил Роман и достал недочитанную статью про авиакатастрофы. Вслух он теперь зачитывал только самые «интересные» места. Самолёт заполнялся примерно час. Рядом со мной, слева, оказался улыбчивый молодой мужик, с которым предстояло сидеть ещё полсуток. Поздоровался, извинился за свой плохой английский, и почти напугал его, сказав, что если он не будет сильно против, то во время полёта я бы хотел на нём потренировать произношение и понимание. Он сообщил, что разумеет по-русски, поскольку латыш. Мартин. Это его знание русского языка, видимо, облегчило жизнь нам обоим. Особенно ему…

Когда самолёт заполнился, мы сидели ещё почти час. Телевизор в спинке переднего кресла по всем 99-ти каналам категорически не хотел показывать ничего, кроме одной рекламной картинки.

– Программы начинают работать только после взлёта. На земле только радио работает – разъяснил многоопытный Роман, почти дочитавший длинную статью.

Для просмотра ТВ и прослушивания радио в каждом кресле вместе с подушкой и одеялом лежали наушники, которые нужно вставлять в разъём в ручке кресла. Каналов ТВ до взлёта было 99. Радио – только 30.

Народ уже начинал засыпать, а мы всё не двигались. Тут объявили: нужны два добровольца, готовые лететь этим же рейсом завтра, за что они полетят бизнес-классом, получат компенсацию 200 долларов, а сегодня ночлег в хорошей гостинице. Два пассажира из нашего экономкласса под аплодисменты всего салона бодрым шагом прошли к выходу. Через пять минут самолёт начал рулёжку и очень быстро взлетел.

Сразу ожил телевизор и начал по 24-м каналам показывать 9 передач. Каналы дублировали друг друга. Я себе включил карту полёта. На радио– волне нашёл канал переговоров пилотов нашего самолёта со всем миром. Пилоты говорили нечасто, почти всегда непонятно, поскольку было много терминов, но то, что удавалось понять, было иногда интересно. Пролетая над Ирландией, наш самолёт и окрестные поздравляли женщину-диспетчера с днём рождения, и с кем-то, видимо, с подлетающим к Дублину самолётом, она договаривалась, что к ней вечером зайдут. Жизнь в эфире! Каждый раз, как самолёт начинало потряхивать, или совершался какой-то манёвр, радиообмен резко усиливался. Когда мы летели над спокойным океанам – пилоты молчали часами. Трясло самолёт, кстати, часто. Особенно это чувствовалось «у нас в хвосте». Хвостом этот самолёт вилял как довольный щенок.

В целом полёт проходил спокойно. Поболтали на англо-русской смеси с Мартином о Европе, о лесоторговле, которой он занимается, об Америке, о советском прошлом. Потом втроём – Мартин, я и Роман– играли в карты. Большая часть салона спала. Много народу прогуливались. Я за время полёта несколько раз вставал пройтись по салону. Нашёл впереди своих попутчиков, которые уже в этом самолётё купили бутылку виски и начали её дегустацию. Напел из Высоцкого: «Мы пьём седьмую за день за то, что все мы сядем, и может быть, туда, куда летим…», и отдегустировал виски вместе с ними.

Для интереса зашёл в туалет. Здесь кабина была намного больше, и кнопки более информативны. Кнопки вызова стюардессы здесь не было.

Проходя в очередной раз по проходу, почувствовал, что меня тронули за ногу. Знакомая по франкфуртскому аэропорту старушка! Сказала, что уронила очки, попросила помочь найти. Нашёл сразу же. Идя дальше, встретился взглядом с очаровательной девочкой лет 4-5. Она вытянула ко мне левую руку. Присел рядом. Поулыбались навстречу друг другу. Вспомнил, что в рюкзаке у меня лежат неизъятые ещё шоколадки с прошлого полёта. Сходил за ними. Отдал девочке. От этого заулыбались ещё несколько пассажиров, сидевших рядом.

Обед на этом рейсе был чуть лучше. Был какой-никакой (всё больше никакой, конечно), но цыпленок. Ещё были какие-то чипсы, крекеры, джемы, которые есть не хотелось, но и не взять привычки не позволяли. И всё это ложилось ко мне в рюкзак.

Перед приземлением, часа за полтора, начали заполнять иммиграционные карты. Испортили по 2-3 бланка, но в итоге заполнили всё правильно.

Странные это были анкеты, новые. В числе прочих вопросов были и такие, которые сидевший рядом англоязычный Мартин с вытаращенными от удивления глазами переводил, как «имелись ли у вас в последнее время половые контакты с: – ВИЧ-инфицированными; – животными». Мы в этих графах писали твёрдое «нет».

Над американским континентом мы летели полных 3 часа. Все они были насыщены разговорами пилотов. Один разговор за 70 миль до посадки (по карте) мне особенно понравился. Наш пилот запрашивал полосу для посадки. Ему назвали одну, сообщили скорость ветра и количество воды на полосе (потому что над Вашингтоном шёл сильный дождь). Наш пилот запросил другую полосу. Ему дали другую. Его опять не устроило. Заспорил с диспетчером. Диспетчер спросил, какую, мол, тебе ещё полосу надо? Наш пилот назвал, какую по цифре и направлению. Диспетчер сказал, что сейчас она занята. Наш пилот настаивал, что при этом количестве воды на любую другую, где боковой ветер, он сесть не может. За 50 миль по карте диспетчер сказал, что ровно через 10 минут будет небольшое окошко на этой полосе. Мол, поторопись. И сразу же скорость нашего самолёта возросла. Садились, судя по переговорам, строго против ветра, в отведённое окно.