Сергей Лебедев - In Memoriam. Сборник воспоминаний, статей, иных материалов

Тогда Институт переехал в новое здание на улице Лобачевского. Международно-правовой факультет был небольшой, располагался он в левом дальнем крыле здания. Наш курс – это 32 советских студента, все юноши, и еще 20 иностранцев из союзных СССР стран. Форму одежды – костюм, галстук – заставляли соблюдать строго. Опоздания грозили отчислением, но везде курили, в том числе на лестничных площадках. Поговаривали, что до этого Виталий Алексеевич сам курил трубку. Он советовал опаздывающим после краткого перерыва студентам «не комкать себе удовольствие».

На втором курсе профессор Кабатов преподавал нам гражданское право, и многие бывшие студенты, уверен, до сих пор вспоминают об этом с благодарностью, так как эта юридическая специализация была перед ними полностью раскрыта, помогла верно определиться в карьере и сделать свой профессиональный выбор.

В частных разговорах юные студенты могут по крайней мере с иронией обсуждать забавные стороны или хотя бы нетривиальные черты либо поступки своих преподавателей, их эпатажный индивидуальный стиль. Виталий Алексеевич никогда не мог быть предметом таких разговоров: во-первых, для этого не было ни малейших оснований, и, во-вторых, он пользовался любовью и непререкаемым авторитетом.

Профессор Кабатов интересно и независимо выступал на общих собраниях Института; при этом он вовсе не диссидентствовал, всегда был точен, справедлив и убедителен. Ему никто не смел оппонировать, видимо, в первую очередь боясь не оказаться содержательным в той же мере, хотя полемический задор у публики был высок.

Память о Виталии Алексеевиче Кабатове останется с нами вечно.

Выбор мною международно-правового факультета для поступления в МГИМО в 1989 г. был не вполне осознанным (что я мог понимать тогда?).

А в начале учебного года меня как иногороднего подселили в общежитии в не очень большую комнату к трем гражданам Афганистана, чему они рады не были, впрочем, как и я. Еще я решил жениться, и нужно было готовиться к этому. Не говоря уже о том, что вовсю ускорялась перестройка и перестраивалось первоначально объявленное ускорение, т.е. в стране усиливались старые проблемы и появлялись совершенно новые. В результате я, занимаясь решением иных вопросов, посещал далеко не все лекции и семинары. Учет и контроль тогда начинали ослабевать, так что многое прогульщикам сходило с рук.

Однако и во всем этом сумбуре с занятиями ярчайшее воспоминание – лекции Виталия Алексеевича. Сопровождавшиеся особой тишиной в зале и торжественностью, торжественностью древней традиции, древнего знания – я так чувствовал. Его лекции я старался по возможности не пропускать. Потом были, конечно, замечательные занятия и с другими преподавателями, но эти – Виталия Алексеевича – были все же непревзойденными по ощущениям, пробудили первоначальный интерес к праву во многих, включая меня. Для начинающих ведь очень важно, когда первые лекции оказываются именно такими.

Нынешним студентам может быть сложно вообразить тот мир без Интернета, социальных сетей, сотовой связи, мессенджеров, баз данных, ноутбуков и т.д. С приходом новой реальности я сам стал во многом противником лекций в прежнем формате. Но даже и теперь с уверенностью скажу, что весь курс Виталия Алексеевича я бы и сейчас посетил с удовольствием. Жаль, что в те времена видеокамеры были редкостью, так что снять эти лекции на видео даже и для мажористых из мажоров того времени было вряд ли возможно (да и не разрешили бы в МГИМО в те времена). К тому же мы скорее не понимали, что происходящее окажется потом для нас значимым.

Ну а строгость римского права и латыни, как и сам Виталий Алексеевич, настолько впечатляли, что было понятно: несмотря на все пропуски занятий, готовиться следует очень серьезно. На Новый год я уехал к семье и там читал учебник по римскому праву И.Б. Новицкого, изучал его и в автобусе потом, когда ехал в Москву, в электричке, в поезде. Не знаю почему, но больше всего мне запомнилось обязательственное право и наследственное. И на экзамене вопросы также из этих областей достались – повезло. Так что первая «пятерка» в зачетке – от Виталия Алексеевича.

А потом настали еще более сложные времена и ходить на лекции и семинары я стал, увы, еще немного реже. Но Виталий Алексеевич мне и тогда преподал урок. Мне требовалось срочно уехать по семейным обстоятельствам и сдать ему экзамен досрочно. Я подошел и спросил, может ли он его принять. Он попросил изложить причины. Я объяснил. Он ответил, что обстоятельства уважительные и что он готов, но напомнил, что помимо учебных моментов есть еще и административные – согласование подобной досрочной сдачи с деканатом. И добавил деликатно: «Поймите правильно, Вы же учитесь на юриста, а правила нужно соблюдать». И у меня как будто глаза открылись: я увидел право не так односторонне, как ранее (со своей эгоистичной стороны), а широко, в его многоаспектности, где и преподаватель, и студент перед требованиями равны.

Потом было много чего интересного, в том числе рассказы Виталия Алексеевича на кафедральных «посиделках» о временах его студенчества и аспирантуры в сложный период конца 40-х – начала 50-х годов. Это незабываемо.

Также мне повезло быть докладчиком в делах МАК и МКАС при ТПП РФ, где арбитром был В.А. Кабатов. И если в отношении знаний и подготовки студентов он был достаточно снисходительным (так мне казалось), то подобное же применительно к представителям сторон, особенно плохо подготовившимся к слушанию, я бы не утверждал. Безусловно, в ходе заседания он был с ними предельно корректен, но затем в оценке их доводов и действий строг и объективен. И это совершенно правильно. Это же арбитраж, это очень серьезно.

В эти моменты я даже видел его в чем-то в качестве praetor peregrinus , чувствовал будто бы дыхание чего-то важного из прошлого. Безусловно, тут многое надо списать на впечатлительность неофита. Однако все же думаю, что близость римского права и Виталия Алексеевича – далеко не случайна.

Но между ними было и различие. Римскому праву в целом скромность чужда, тогда как Виталий Алексеевич был ее олицетворением. Мне кажется, что он, рано пройдя тяжелые испытания, пришел к выводу, что спокойные, гармоничные отношения с окружающим миром, со всеми людьми вокруг – гораздо важнее власти, должностей и всяческих почестей. Наверное, по этой причине он не захотел стать заведующим кафедрой, на которой работал, хотя легко мог бы.