Аяз Гилязов - Давайте помолимся! (сборник)

Потом режим пал. Начался период, о котором мы тогда не смели и мечтать. Мне известно, с какой радостью Ты воспринял нашу великую революцию 1956 года и борьбу за свободу, к сожалению, мы потерпели поражение, но пробили такую дыру в корабле ленинизма-сталинизма, которую в дальнейшем уже невозможно было заделать.

После смены режима человек стал человечнее. Тебе удалось добраться до самых высоких литературных вершин, Ты стал гордостью нации. Судьба не предоставила нам такой возможности, чтобы мы встретились как успешные свободные люди, Ты оставил этот мир, но перехитрил судьбу и через 65 лет обращаешься ко мне, и сейчас я пишу предисловие к новому изданию Твоих произведений.

Скоро и мне исполнится 90 лет, и в своё время я тоже поплыву в туманной мгле за Тобой. А какие вечные разговоры предстоит нам с Тобой вести! А пока, прошу, запасись немного терпением, жди меня, и я обещаю, что непременно найду Тебя.

Аяз, дорогой друг, до встречи на другой стороне бытия!

Какую власть всё-таки имеют над нами воспоминания!

Если начну свой рассказ словами: «Эх-х, нечаянные радости тюрьмы!», не торопись укорять да ругать меня, дорогой читатель, мол, автор-то, похоже, рассудком помутился, и не спеши, пожалуйста, закрывать книгу! Если бы скрытая от многих глаз тюремная жизнь состояла из одних только бед, горестей и печалей, то никто бы оттуда живым не вышел!

В тюремных застенках – в этом тёмном мире, куда отовсюду собирают и заставляют вариться в одном котле преступников всех мастей, всё же выпадают небольшие, не больше кончика мизинца, радостные минутки. Следом за каждым узником в душные и тесные камеры входит Надежда. Ну и что же, что жизнь искалечена и разрублена на «до» и «после», отнять у человека Надежду не может даже самый беспощадный палач. Пока голова на плечах – Надежда жива. У каждой тюрьмы свои законы и традиции, свой цвет и запах, своё меню. Однако во всех тюрьмах у заключённых, при всех их различиях, общие утешения и чаяния: кто-то попал сюда недавно, кто-то не первый год чахнет в неволе, а кто-то и умирает, так и не дождавшись свободы. Из собравшихся в камере судеб, кажущихся на первый взгляд обрывочными и несвязными, складывается непрерывная цепочка Памяти, никогда не бывающая пустой тюрьма, словно каменная чаша, из года в год пополняется надеждами и чаяниями заключённых, они бережно передают их из рук в руки, от одного поколения к другому, стараясь не расплескать ни капли. В самые первые дни пребывания в камере, когда на душе тошно, когда подавлена воля и сломлен дух, тебя начинают знакомить с туманной историей этого заведения. А в конце рассказа добавят: «Архитектора-то этой тюрьмы самого посадили!» «Ага! – радуешься ты, – так и надо этому ироду!» «Да, – говорят твои товарищи, – выродок, придумавший адский погреб, не должен уйти от наказания!» Взявшиеся поведать тебе историю этой тюрьмы заключённые поднимут твоё настроение бессчётными примерами о других арестантах: когда-то верховодивших тюремных начальниках и, конечно же, о незадачливых следователях.

И что удивительно! На второе же утро твоего пребывания в 24-й камере «гостиницы» на Чёрном озере из коридора доносится глухой стук шагов! Деревянная нога! Слышно, как конвоируемый грязно ругает надзирателя! Сокамерники – казанец Нигмат Габитович Халитов и парень из Подберезья Кабир Мухаметшин расплываются в улыбке: «Ба, неужто прокурора загребли?! Только на прошлой неделе ещё ходил с проверкой по камерам».

Позже стало известно: арестовали заместителя прокурора. Такие радостные вести могут пробить насквозь не то что толстые тюремные стены, но и земной шар!

Быстро выйти на свободу из нашей тюрьмы, дурная слава о которой распространилась далеко за пределы Чёрного озера и одно упоминание заставляет содрогаться сотни невинных сердец, пустая затея, истории подобные случаи не известны, в цепочке Памяти такого звена нет. О том, чтобы сбежать, обманув охрану, и думать не смей! Смешно! Недавно оказавшиеся в заключении неопытные арестанты поначалу ещё тешат себя мечтами: «Это ошибка! Меня скоро выпустят!» – Напрасно! Сменив пару камер, вкусив все прелести тюрьмы, на собственной шкуре испытав, как работает российская исправительная система, арестанты быстро избавляются от несбыточных мечтаний. Все светлые надежды, с которыми они входили в мрачные камеры, одна за другой гаснут. В конце концов остаётся единственное – «Амнистия!» – незыблемая надежда всех сидельцев. Приближаются Октябрьские праздники – арестанты полны надежд. Подует весенний ветерок, на носу Первомай и День Победы, – угасшие осенью надежды разгораются с новой силой. Со временем арестант начинает от самого себя прятать чаяния и мечты, успокаивается, становится невозмутимым. Полгода пробарахтавшийся на грани утопления в Чёрном озере зэк – доктор юридических наук, год похлебавшие тюремной баланды – профессоры, а если встретишь среди них того, кто три года продержался на глади озёрной бездны – знай, перед тобой академик! По уровню и скорости приобретения знаний равных школе тюремной нет. Переходящий из одного «класса» в другой, отчётливо понимающий, куда ведут все «науки», заматеревший зэк уже не верит ни в амнистию, ни в хорошие сны, смотрит свысока на набрасывающихся на любой мелкий корм сокамерников, замыкается в себе. Повернувшись спиной к железной двери, он подолгу глядит на заколоченное крепкими досками слепое окно, прозрачное стекло которого со временем стало иссиня-чёрным. Силой воображения он размыкает все замки и сквозь двери и окна устремляется в одному ему известный, бережно хранимый, спрятанный от чужих глаз в глубинах сердца вольный край. На дверь он и не думает оборачиваться в минуты высокого полёта, потому что знает, она открывается лишь для того, чтобы впускать арестованных, и никогда – чтобы выпустить.

«Радости» я сказал. Есть они. Вы, наверное, скажете, что радостью было получить передачу с воли? Да, если принесут немного домашней еды – радуешься. Но как подумаешь, что в тяжёлые советские времена родным и знакомым приходилось обделять себя куском хлеба, чтобы ублажить ненасытную тюремную глотку… то вся радость от передачи гаснет, как свеча на ветру. А времени-то для раздумий в тюрьме предостаточно!.. И всё же… Если никто к тебе не приходит, не скучает по тебе – пропадёшь. Ты даже не жучок, загнанный и застрявший в расщелине каменной стены, ты – нуль, нет тебя, ты – чека, выпавшая из колёсного крепления заезженной, расхлябанной телеги, плетущейся на свалку, оставшийся лежать в непролазных зарослях полыни, мажущий всё и вся дёгтем, разлетевшийся на куски, бесполезный клин.