Николай Шахмагонов - Последние дуэли Пушкина и Лермонтова

Кстати, на склоне лет Дантес с ещё более высокомерным и омерзительным цинизмом, вполне характерным бездушному европейскому рыцарству, заявил, что если бы не посчастливилось ему в молодости убить самого Пушкина, то не сложилась бы его жизнь столь удачливо, не достиг бы он таких высот во французской иерархии, не был бы отмечен высшими наградами Франции за свой коварный выстрел, не разбогател бы, а закончил свой земной путь небогатым отставником где-то в глуши.

Впрочем, о тех наградах и чинах, которые получил Дантес от французского правительства, буквально осыпавшего его милостями за убийство русского гения, мы ещё поговорим в соответствующей главе.

Ну а пока остаётся добавить следующее. Военный писатель полковник П. А. Швейковский, военный следователь Петербургского военного округа, в 1898 году выпустил монографию «Суд общества офицеров и дуэль в войсках Российской армии», которую посвятил детальному исследованию дуэльного кодекса и правилам дуэли, разрешенной в Российской императорской армии приказом по Военному ведомству от 18 мая 1894 года, отметив:

«Поединок есть условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя».

Вот только о выборе бронежилета забыл сказать. По правилам же дуэлянты не имели права иметь в карманах ничего лишнего. Нельзя было стреляться, имея на груди ордена и медали, все металлические предметы, портсигары и прочее нужно было изъять из карманов. Ведь всё это создавало преимущество для одного из противников.

Знаменитый наш писатель, который особенно дорог русскому офицерству за свои произведения «Кадеты», «Юнкера» и «Поединок», Александр Иванович Куприн, о дуэлях отзывался так:

«Дуэль – варварский обычай, пережиток старины. Но, господа, скажу вам, не клевещите на дуэль, – это рыцарски благородный способ защитить открыто, что дороже жизни, – честь человека».

Увы, под дуэли часто камуфлировались самые жестокие и коварные убийства, как это было в случае с Александром Сергеевичем Пушкиным и Михаилом Юрьевичем Лермонтовым.

О подготовке этих подлых убийств, организованных русофобскими тёмными силами при помощи своих холуёв, окопавшихся в России, для которых честь и слава Русской Державы – пустое место – наш рассказ…

Есть какая-то мистика в том, что в творчестве, особенно Александра Сергеевича Пушкина, ну и чуть в меньшей степени Михаила Юрьевича Лермонтова, дуэлям отводится особое место. Эта тема словно притягивала поэтов.

Вспомним роман «Евгений Онегин».

Упреждающий выстрел… Это словно предвидение того, что будет. Лишь одного не мог предположить Пушкин, работая над своим романом в стихах – для чего был необходим его убийце Дантесу этот упреждающий выстрел? Рисковал ли женоподобный французишка? Ведь если промах, то… Пушкин, будучи отличным стрелком, не оставил бы ему шанса.

Оказывается, нет, риска для Дантеса не было. В соответствующей главе узнаем, почему он не рисковал вовсе, ну а торопился, желая, видимо, закончить всё разом.

Теперь обратимся к рассказу «Выстрел». Там и вовсе выписана дуэль во всех её вариациях, да ещё и с продолжением. Мало того, в художественное отображение поведения одного из героев Пушкин вложил своё, личное, о чём мы тоже узнаем в соответствующей главе.

Пушкин, повторяю, описывая дуэли, не мог предположить лишь одного – подлости одного из соперников. Хотя постойте… Ведь в «Капитанской дочке» Швабрин сумел ранить Петрушу Гринёву не просто так, а воспользовавшись ситуацией, которой мог воспользоваться лишь дурной человек.

Вспомним этот эпизод…

Повествование ведётся от имени Петруши Гринёва.

«Спустясь по крутой тропинке, мы остановились у самой реки и обнажили шпаги. Швабрин был искуснее меня, но я сильнее и смелее, и monsieur Бопре, бывший некогда солдатом, дал мне несколько уроков в фехтовании, которыми я и воспользовался. Швабрин не ожидал найти во мне столь опасного противника. Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него наступать и загнал его почти в самую реку. Вдруг услышал я своё имя, громко произнесённое. Я оглянулся и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке… В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже плеча; я упал и лишился чувств».

Швабрин воспользовался тем, что Гринёва отвлёк Савельич. Порядочный человек должен бы прекратить бой и подождать, но Швабрин, как известно, был отпетым негодяем.

Пушкин, обращаясь к описанию дуэлей, выписывал их тщательно, словно они его завораживали.

И Лермонтов отдавал должное таким описаниям, правда, он изначально предполагал, что один из противников может быть подлецом, каковым и явился Грушницкий, которого, впрочем, подговорили на подлость «знатоки».

Печорин разгадал коварный план, заключавшийся в том, что в его пистолет друзья Грушницкого забудут «положить пулю». Ну и решил проучить негодяев.

Повествование в «Герое нашего времени», как известно, ведётся от Печорина:

«Следующие слова я произнёс нарочно с расстановкой, громко и внятно, как произносят смертный приговор:

– Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, – и хорошенько!

– Не может быть! – кричал капитан, – не может быть! я зарядил оба пистолета; разве что из вашего пуля выкатилась… это не моя вина! – А вы не имеете права перезаряжать… никакого права… это совершенно против правил; я не позволю…

– Хорошо! – сказал я капитану, – если так, то мы будем с вами стреляться на тех же условиях…

Он замялся.

Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущённый и мрачный.

– Оставь их! – сказал он наконец капитану, который хотел вырвать пистолет мой из рук доктора… – Ведь ты сам знаешь, что они правы.

Напрасно капитан делал ему разные знаки. Грушницкий не хотел и смотреть.

Между тем доктор зарядил пистолет и подал мне. Увидев это, капитан плюнул и топнул ногой.

– Дурак же ты, братец, – сказал он, – пошлый дурак!.. Уж положился на меня, так слушайся во всем… Поделом же тебе! околевай себе, как муха… – Он отвернулся и, отходя, пробормотал: – А всё-таки это совершенно против правил.