Юрий Данилов - Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)

Конечно, наличие вместо двух нескольких войсковых групп непосредственно подчиненных Верховному главнокомандующему исправляло бы указанный выше недостаток, ведя к сокращению масштаба задач, которые в этом случае давались бы каждой из групп в отдельности, а значит, и к усилению влияния главного руководителя войной на исполнение каждой операции. Но осуществление этой новой схемы управления встречало практически очень большие затруднения.

Разделение управления войсками при войне на западе на два почти самостоятельных фронта – германский и австро-венгерский – установилось в России с давних пор. Оно было, по-видимому, принято, в интересах освобождения Верховного главнокомандующего от излишних забот и ответственности, в тот период времени, когда Государь Император Николай II твердо выказывал намерение стать во главе действующих войск.

Тому, кто знал ревнивый и подозрительный характер царствовавшего Императора, а также был осведомлен в том недоверии, которое под влиянием Императрицы постепенно складывалось при дворе к приобретавшему все более значительную популярность Великому князю Главнокомандующему, трудно было настаивать на осуществлении мероприятий, которые делали бы фигуру Николая Николаевича еще центральнее, а еще более властной в армии.

Надо было соблюдать крайнюю осторожность, дабы не подать повода к разного рода инсинуациям, и без того усиленно сгущавшимся около Ставки под влиянием зависти и работы темных сил, нашедших себе приют в дворцовых покоях.

Таковы были условия обстановки на русском фронте, с которыми приходилось считаться в первый период войны.

Всякая коалиционная война логически требует подчинения частных интересов каждого отдельного члена союза общим интересам всего союза. Подробным изучением вероятной обстановки, русский и французский генеральные штабы пришли к общему заключению, что, в случае войны с Центральными державами, Германия, по всей вероятности, сосредоточит свои главные силы на ее Западном фронте, для нанесения сокрушительного удара по французским войскам.

Французская армия являлась вооруженною силою, значительно превосходившей наши армии быстротой своей мобилизации и сосредоточения; поэтому она должна была расцениваться немцами в качестве вооруженной силы, наиболее для них опасной в начальный период войны. Угроза французского вторжения в западно-пограничную полосу Германии была для немцев тем более опасной, что названная полоса местности представляла собою район с богато развитой металлургической промышленностью, особенно ценной в условиях современной войны, которая требует обильного и безостановочного снабжения войск материальной частью и боевыми припасами.

С точки зрения Германии, являлось необходимым ценою каких угодно усилий, предупредить возможность вторжения в названный район неприятельских войск и вынести войну за пределы собственного государства, чтобы оградить страну от разорения и обеспечить возможность широкого пользования своей армии предметами отечественного производства.

К тому же нанесение первого, по возможности громового, удара по Франции, должно было затруднить установление ею союзных отношений с Англией, а психологическое значение победы на западе являлось не только ценным в смысле возбуждения энтузиазма в собственных войсках, но и с точки зрения воздействия на психику Италии и Румынии, как известно, уклонявшихся примкнуть к Германии и Австро-Венгрии.

Что касается России, то, в этом случае, Германия могла надеяться на то, что ее войска, медленно собирающиеся к границам, представится возможным задержать от вторжения в пределы Германии и Австро-Венгрии более быстрым наступлением армии последней на фронт Люблин – Холм и выставлением Германией особого заслона в Восточной Пруссии из местных войск и формирований военного времени. Такой план мог представляться генеральным штабам центральных держав тем более целесообразным, что, как это и оказалось впоследствии, противники России имели преувеличенное мнение о медленности русской мобилизации. Установив, таким образом, вероятность направления глазного удара германцев в начале войны на запад, Державы согласия не могли сомневаться в том, что характер его будет всесокрушающий.

Россия знала силу Германии; она изучила принципы ее военной доктрины и не могла сомневаться в крайней опасности для своей союзницы тевтонского нашествия. И морально, и по силе формальных обязательств, принятых на себя, Русская армия должна была придти своей союзнице на помощь, притянув часть германских сил на себя. Иначе… надо было предвидеть на Западе катастрофу!.. Единственное средство для предотвращения таковой заключалось в организации быстрого вторжения, возможно значительными силами, в пределы Восточной Пруссии. Такое вторжение больно ударяло по престижу не только немцев, но и их императора, для которых Пруссия не переставала быть родоначальницей германского военного могущества.

Сила и направление для русского наступления? Их указывали, как наиболее желательные, генералы [О.] Дюбай [34] Дюбай Огюст (1851–1934). Французский военный деятель, дивизионный генерал (1903). Участник Франко-прусской войны (1870–1871). С началом Первой мировой войны – командир 1-й армии, во главе которой в августе 1914 г. участвовал в Пограничном сражении и Лотарингской операции. С марта 1916 г. – военный губернатор Парижа. После окончания мировой войны командовал войсками в Лотарингии, на Вогезах и в Эльзасе. и [Ж.] Жоффр, последовательно стоявшие во главе французского Генерального штаба.

– Я буду считать себя вполне удовлетворенным, если наступление русских войск против Германии состоится с такими силами, которые способны были бы приковать к себе от 5-ти до 6-ти корпусов. – Так приблизительно формулировал свои пожелания первый из названных генералов на совещании, происходившем у нас в 1911 г. в Красном Селе.

– Чем глубже произойдет наступление русских войск в пределы Германии, тем решительнее оно отразится на общем положении дел, – говорил генерал Жоффр на союзных совещаниях 1912 и 1913 гг. Высказывалось при этом желание о наступлении из русской Польши на Алленштейн, и еще лучше – по левому берегу Вислы на Берлин. Но последнее в начале войны, по общей обстановке, являлось для России неосуществимым!..

Было бы, конечно, неправильно утверждать, что наступление в Восточную Пруссию не вызывалось собственными интересами России. Стратегические невыгоды границ русской Польши, глубоко вдававшейся между территориями Германии и Австро-Венгрии, при условии медленной готовности русских войск, заставляли желать выпрямления нашего первоначального развертывания войск путем занятия на севере Восточной Пруссии и выхода к Нижней Висле, а на юге – овладения восточной половиной Галичины. Сделать это надо было возможно скорее (по подсчетам русского Генерального штаба – в течение первых полутора месяцев войны), пока главная масса германцев будет отвлечена борьбою на западе, и, вследствие этого, главное командование их лишено будет возможности начать решительную переброску войск с запада на восток. Независимо от того, вторжение русских войск в Восточную Пруссию и Галичину выносило войну из пределов собственной страны, чем достигались также немаловажные результаты.