Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917)

А раз и с интендантством у меня был такой случай – стали присылать мясные туши, замороженные и не отделенные от кожи. Приходилось туши оттаивать, для чего вносить их или в землянки, или в избу. Процедура отнимавшая много времени, а кроме того при оттаивании текло, при снимании кожи отпадали куски, которые тут же падали, все это вымыть бывало иногда прямо невозможно, и в избе или землянке получалась целая зараза. Полки взвыли и действительно были правы. Я приказал тогда дивизионному интенданту послать депешу корпусному, что по моему приказанию полки не будут принимать туши с кожей. Дивизионный интендант взмолился, говоря, что если он подпишет такую депешу, то его съест корпусный интендант. Тогда я сам подписал депешу и вызвал к себе начальников хозяйственных частей, запретив им принимать такие туши. Если же других не будут присылать, то обойтись своими средствами, покупать мясо или варить из консервов. Одну партию интендантство прислало, ее не приняли, в следующий раз прислали уже мясо, отделенное от кожи. Редько меня очень благодарил, что я так поступил. Только такими приемами удавалось поддержать равновесие в деле продовольствия.

А на позициях в окопах с питанием людей было очень сложно. Наша дивизия занимала окопы на совершенно открытой местности, и потому кухни были очень отдалены от позиции, у одного из полков кухни были в 10 верстах. Приходилось, таким образом, ежедневно лошадям делать два раза по 20 верст. Это совершенно выбивало их из сил. Подвозить кухни к окопам можно было только в темноту – обед к 6 часам вечера, ужин к 6 утра, а когда бывала яркая лунная ночь, то всегда являлась опасность, что кухня не доедет, что немцы обстреляют.

Такие случаи бывали, но, к счастью редко, при мне таковых было только два, когда снаряд угодил прямо в походную кухню. Я все же распорядился перевести все кухни на расстояние не больше 4 верст, устроив для них надежные убежища.

Все вот эти вопросы страшно волновали, ни минуты нельзя было оставаться покойным, а мне, как новичку в этом деле, представлялись всякие ужасы и каждый недочет какой-нибудь, даже мелочный не давал мне покоя.

Среди всех хлопот по обучению дивизии и по питанию ее, я объехал и все те части дивизии, с которыми еще не был знаком и которые я не успел объехать с начальником дивизии. Это было два дивизионных лазарета и все батареи. Один из лазаретов помешался в дер. Заскевичи в 7 верстах от расположения штаба. Туда я и проехал на третий день моего вступления в командование дивизией. Погода была чудная, и я с удовольствием проехал туда верхом, было солнце при 5° мороза. Приехав в лазарет, я нашел помещение для раненых и больных ниже всякой критики. Избы были приспособлены под лазарет, но крайне небрежно, рожистый больной лежал вместе с другими, а один больной с 40 температурой лежал не на нарах, а на горячей печке. Мне это было очень неприятно, я не сдержался и наговорил врачу неприятностей, а затем командировал дивизионного врача [150] П. П. Оссовский. [151] …дивизионного врача… – Оссовский Петр Петрович (1871 – после 1934), статский советник, выпускник Военно-медицинской академии. для приведения всего в порядок, на что дал им три дня сроку.

Что было хорошо там устроено, так это зубоврачебный кабинет. Он был обставлен великолепно, чистота безукоризненная, хотя устроен он был в простой хате, при этом оборудование не оставляло желать лучшего. Тоже прекрасный порядок я нашел в фельдшерской школе. Пользуясь затишьем, начальник дивизии устроил обучение солдат фельдшерским наукам и искусству, обучалось в этой школе по 50 учеников от полка. Обучение велось очень хорошо. Это школа сослужила дивизии большую службу во время боев.

Вернувшись к себе, я узнал о поразительном случае, происшедшем в соседней с нами дивизии и произведшем на всех огромное впечатление, заставившем многих неверующих подумать о Боге. В одном из полков этой дивизии один нижний чин отказался идти с ротой на работы, сказав, что он уже работал прошлую ночь и не желает идти опять.

На повторенное ротным командиром приказание он дерзко ответил и даже изругал его. Тогда ротный командир, не желая подвергать его военно-полевому суду, что грозило расстрелом, приказал его высечь, после чего он пошел на работу. На другое утро этот самый солдат подошел к ротному командиру и спросил его, за что он приказал его высечь, тот ответил, что он сам это отлично знает, и послал его в землянку. Повернувшись и сделав вид, что он идет в землянку, солдат подкрался сзади и выстрелил из винтовки ротному командиру в спину, когда же тот упал, то лежачему стал наносить штыком одну рану за другой. Его схватили, связали, назначали сейчас же полевой суд, который и осудил его к расстрелянию. На суде он себя держал дерзко вызывающе. После произнесенного приговора к нему явился полковой священник, но скоро от него вышел, говоря, что это не человек, а какой-то зверь, что он его прогнал и выругал, отказавшись от причастия. Тогда командир полка попросил благочинного дивизии [152] П. А. Мансуровский. [153] …благочинного дивизии… – имеется в виду Мансуровский Павел Андреевич (1876 – после 1930), протоиерей, в 1915–1916 гг. благочинный 8-й Сибирской стрелковой дивизии. После революции подвергался репрессиям. пойти попробовать воздействовать на него, вызвать покаяние.

Благочинный, незаурядный священник, сумел к нему так ласково подойти, разбудить заглохшее чувство совести, что тот постепенно стал каяться, вылил всю свою душу, он исповедался, как редко кто может, и причастился с глубоким смирением. Благочинный ему сказал, что от смерти его спасти теперь никто не может, что он кончает свою земную жизнь, но что там за гробом его ждет другая жизнь, что когда разбойник умирал на кресте, будучи полон грехов, ему за одно только слово, обращенное ко Христу «помяни мя Господи, когда приидеши во Царствие Твое», были прощены все грехи и он очутился в раю, и что если и он также покается, то и ему Господь простит его грехи.

После этого осужденный совсем успокоился, вдохновился и с полным сознанием бодро пошел на место казни, провожаемый благочинным. Тут к нему подошли все солдаты, назначенные для приведения в исполнение приговора, каждый из них просил его простить, говоря, что исполняет свой долг, он каждого обнял, просил прощения, затем просил повидать фельдфебеля, поклонился ему до земли, просил простить его и совершенно спокойно сам надел на себя саван. В момент, когда раздалась команда, послышался возглас «помяни меня Господи во Царствии Твоем». Раздался залп, все было кончено.

Этот случай произвел сильное впечатление на солдат, многие неверующие стали верующими, так необычайно на глазах у них преобразился человек после разговора с благочинным. Уважение к последнему сразу еще более выросло, его имя приобрело известность в полках всей армии, что касается роты, которая была в полку на очень неважном счету, стала неузнаваемой, люди стали из кожи лезть, чтобы выполнить все, что от них требовалось, она стала первой по исполнительности в полку.