Василий Огарков - Екатерина Дашкова. Ее жизнь и общественная деятельность

Вообще, по понятиям того времени, Екатерине Романовне было дано блестящее воспитание. Но, разумеется, если бы только этим ограничилось образование будущего президента Российской Академии, то название ее “образованнейшей” женщиной своего времени могло бы для многих звучать иронией. Действительно, княгиня, помимо “светской” науки, усваиваемой тогда и другими женщинами высшего круга, многое знала и развила блестяще свой ум; но этим она была обязана не какой-нибудь школе (такой в то время в России не было), а кипучей самодеятельности и той жажде умственной пищи, которая развилась в ней под влиянием благоприятных обстоятельств и возбуждению которой, конечно, немало способствовала жизнь у благоволившего к просвещению мягкого и доброго дяди.

В ранних воспоминаниях княгини Дашковой мелькает, окруженный лучезарным сиянием, образ благоволившей к Воронцовым императрицы Елизаветы. Государыня часто приезжала к канцлеру запросто и оставалась у него обедать или ужинать. Она ласкала свою маленькую крестницу, брала ее к себе на колени и кормила, а затем, когда та подросла, обыкновенно сажала ее рядом с собой. Девочка бывала и во дворце на вечерах, устраиваемых для детей высших сановников, причем сама Елизавета от души веселилась и принимала участие в забавах и играх молодежи. Доброта этой государыни и ее ласковость в обращении были полным контрастом сурового обхождения Анны Иоанновны, не церемонившейся даже с крупными по рангу лицами.

Казалось бы, что при наличности тех условий, которые окружали в детстве Дашкову в великолепном доме дяди, при ласковом отношении к ней родни и императрицы, из нее должна была выработаться натура жизнерадостная, довольная окружающим, не предъявляющая к нему особых запросов и в вихре светских удовольствий не задумывающаяся глубоко над вопросами высшего порядка. Многие сверстницы будущей княгини так и оставались всю жизнь “беззаботными мотыльками”, порхавшими среди блеска и роскоши, – исключения не составила даже воспитывавшаяся одинаково с нею кузина, дочь канцлера. Но самая младшая Воронцова пошла по другой дороге. Разумеется, были обстоятельства, которые обусловили такой исход.

С детства в натуре Дашковой, как она сама говорит в записках, было “много гордости, смешанной непонятным образом с необыкновенной нежностью и чувствительностью, которые внушали пламенное желание быть любимой всеми окружающими людьми”. Но эта гордость и нежная чувствительность все-таки должны были, как следует думать, получать порой уколы в доме дяди, где Екатерина Романовна являлась только племянницей, но не дочерью. Была и еще причина, которая, при чуткости Дашковой и ее раннем умственном развитии, могла вызывать большие огорчения: Екатерина Романовна не могла похвалиться своей фигурой и наружностью. Вот как описывает ее Дидро: “Княгиня Дашкова вовсе не хороша; она мала ростом; лоб у нее большой и высокий; щеки толстые и вздутые; глаза ни большие, ни малые, несколько углубленные в орбитах; нос приплюснутый; рот большой; губы толстые; зубы испорчены. Талии вовсе нет; в ней нет никакой грации, никакого благородства, но много приветливости…” Портрет, как видим, далеко не напоминающий Венеры Милосской!

Придворная молодежь, конечно, не всегда могла ценить умственные достоинства подраставшей девочки, а красотой она не привлекала взоров; успехи Дашковой в свете были сомнительны и меркли перед успехами ее сверстниц-красавиц. А это для пылкой и гордой девушки, почувствовавшей рано свое умственное превосходство над толпой, могло быть очень оскорбительным и невольно направляло ее энергию в иную сферу, чтобы добиться успехов и заставить окружающих признать ее силы.

Так подрастала маленькая, невзрачная девочка в доме могущественного дяди. Кругом нее кипела жизнь, полная блеска и громких успехов, но в этой жизни на ее долю выпадало не особенно много шансов, – и она успела создать себе еще в детстве свой особенный, умственный мир грез и мечтаний: она с жаром набрасывается на книги и перечитывает библиотеки дяди и его знакомых.

В то время, когда будущей княгине Дашковой исполнилось 12 – 13 лет, случилось одно маловажное обстоятельство, которое, однако, по ее словам, имело значительные последствия: Екатерина Романовна заболела корью; а так как ввиду предохранения великого князя Павла от заразы запрещены были всякие сношения двора с семействами, где появились заразные болезни, то Дашкову удалили в деревню, за 17 верст от Петербурга.

Очутившись в одиночестве, на попечении несимпатичных ей людей, и часто испытывая прилив безотрадных чувств, девушка стала серьезнее и задумчивее. Ее состояние было еще печальнее оттого, что за первые недели этого изгнания она по болезни не могла отдаться любимым книгам. Но зато на свободе девочка имела время о многом подумать, и, едва получив возможность читать, она уже не расстается с книгами: последние являются для нее верными друзьями и утешителями. “Я начинала сознавать, – говорит княгиня в записках, – что проведенное в одиночестве время не всегда бывает самым тягостным; что та самая чувствительность, которая до сих пор заставляла меня искать одобрения других, теперь побудила меня сосредоточиться в себе самой и развить те умственные средства, которые только и могут поставить человека выше обстоятельств”.

Что же читала княгиня и что ее интересовало в литературе? К чести ее, это не были произведения французской, порой довольно разнузданной, литературы, – то до приторности сентиментальные, то пошло-скабрезные, – жидкие книжонки, которыми пробавлялись тогдашние читатели из высшего общества и которые сладострастно смаковали старички: княгиня любила более солидную умственную пищу. В этом отношении она была контрастом, между прочим, и своей сестры Елизаветы, список книг которой, взятых из академической библиотеки, весь состоял из подбора скабрезностей. Любимыми писателями Екатерины Романовны, наоборот, были: Бэйль, Монтескье, Гельвеции, Вольтер, Буало… Она их серьезно читала и понимала. Содержавшиеся в этих книгах философские созерцания, едкая насмешка над современными общественными формами, жажда высших идеалов – все это манило живой ум читательницы и эмансипировало ее от многих рутинных взглядов и привычек. Чтение названных писателей невольно направляло ее ум в сферу общественных и политических вопросов; оно заронило в нее, сначала, может быть, в неопределенной форме, семена тех желаний, которые потом так ясно выразились в деятельности молодой женщины. С другой стороны, эта же начитанность и страстная вдумчивость в явления жизни обратили вскоре на Дашкову внимание великой княгини – будущей императрицы Екатерины II, отличавшейся чутким знанием людей, и подготовили их первоначальную дружбу, имевшую такие исторически важные последствия.