Игорь Воронин - Гражданин Империи Иван Солоневич

Досужие домыслы некоторых сегодняшних «исследователей» ставят скромного репортера в один ряд с «золотыми перьями» суворинского издания – Василием Васильевичем Розановым (1856—1919) и тем же Меньшиковым. Увы, но в предреволюционные годы И. Л. Солоневич был в ведущей российской ежедневной газете далеко не на первых ролях – рангом ниже даже забытых ныне профессора А. А. Пиленко или уже упоминавшегося А. М. Ренникова. Штатный сотрудник, не более того. Так, например, в опубликованном по случаю 40-летия «Нового Времени» «более или менее полном» списке сотрудников фамилия «Солоневич» отсутствует 148 148 Новое Время. – 1916. – 29 февраля; №14360. . Однако же в юбилейном выпуске иллюстрированного еженедельного приложении к газете на групповом фотоснимке Иван Лукьянович запечатлен. Он стоит во втором ряду, сразу за Борисом Сувориным, который чрезвычайно ценил способности молодого репортера.

В дореволюционной журналистике существовали три своеобразных сословия, а может быть и касты: репортер, фельетонист и редактор. Первый добывал информацию. Второй ее анализировал и излагал в наиболее удобной и интересной для читателя форме (в отличие от сегодняшнего фельетониста, обреченного на сатиру). Наконец, третий, редактор – это журналист, оценивающий написанное, приводящий текст к наиболее приемлемому для данного издания виду.

Иван Солоневич был репортером. Одно из учебных пособий для вузов так характеризует дореволюционного представителя этого звания:

«Репортер – легкий на подъем, наблюдательный человек, с цепкой памятью, умеющий легко и быстро входить в контакт с самыми разными людьми и располагать их к себе. Хорошо развиты основные органы чувств: зрение, слух, не в последнюю очередь обоняние, осязание… Наконец, обладающий хорошей интуицией, „нюхом на сенсацию“. Разумеется, это далеко не полный перечень» 149 149 Гвоздев Л. Журналистика: инструментарий, навыки, техника безопасности: Учебное пособие. – М., 1999. .

Надо полагать, что собственную близорукость вкупе с «кашей во рту» (косноязычие) наш герой должен был компенсировать предельным развитием остальных вышеперечисленных профессиональных качеств.

Первые публикации нового сотрудника столичной газеты основываются на личных переживаниях: испытав на себе, пусть и в небольшой степени, тяготы беженства, Солоневич видел, как страдала белорусская крестьянская масса. И в первые месяцы он много пишет о ее нуждах, о работе, зачастую несогласованной, различных комитетов и организаций помощи беженцам.

Вот небольшой отрывок из самого первого очерка И. Л. в «Новом Времени»:

«Самое ужасное, это – беженцы-крестьяне. Вросшие в свою родную землю, они срываются с нее только в ту последнюю минуту, когда враг находится в расстоянии нескольких верст и когда соседние деревни охвачены дымом пожаров. Возы с захваченным имуществом представляют собою нагромождение часто самых ненужных вещей: тут старые ведра, кухонная посуда, грабли. Часто нет зимней одежды, в суматохе забытой в заветных углах «скрын» и чердаков. Как общее правило, крестьяне захватывают коров, свиней, баранов, если только интендантство не реквизирует их вовремя для надобностей войск… Но по дороге часто нечего есть и людям, не только коровам… На выручку приходит неизбежный Еврей-перекупщик, и корова идет за 50 коп. – 1 рубль…

Эта масса потоками течет на восток. Правительство, а больше всего земство и земский и городской союзы организуют по пути питательные пункты, врачебную помощь… Но что это значит для массы, оторванной бурей войны от своего труда?

Обычная картина: в бесконечном ряду возов вы выбираете один и подходите. Длинный воз с натянутым на обручах полотном, – «буда», нечто вроде автомобильного верха; внутри – несколько ребятишек на грудах разнообразнейшего хлама; на козлах столетний дед, рядом идет одна-две бабы…

– Куда ж ты, дед, едешь?

– А в Москву.

– Да ты что ж там делать-то будешь?

– А кто ж его, панночка, знае. Люди говорят у Москву ехать. Усе у Москву едут…

Они не словоохотливы. Лица спокойные, неожиданно спокойные… Ребятишки испуганно забились в угол «буды», а старому деду все равно…

– Что ж вы взяли с собой?

– А ничого, панночка, не узяли. Як почау «ен» палить, як почау… Гляжу – ажно Немишковцы горят. Наехали тутатка казаки – утекайте… Ничего не узяли. Коровки две узяли, так одна сдохла, другую жиду продали…

Картофельные поля, лежащие на пути беженцев, почти сплошь раскопаны. Все чаще и чаще беженцы отказываются от работы. В их примитивных умах где-то глубоко гнездится убеждение, что тот «кто-то», который согнал их с родного гнезда, должен им дать и пищу, и кров, и одежду..

И длинные вереницы идут все дальше и дальше на восток» 150 150 И <���ван> С <���олоневич>. В Минске // Новое время. – 1915. – 18 сентября (1 октября); №14197. .

Репортажи начинающего нововременца невелики по объему – в основном это публикации в две-три тысячи знаков. Таким же небольшим был и материал, написанный в жанре корреспонденции, благодаря которому подтверждается один существенный факт из биографии нашего героя. А именно, что его единственный сын Юрий родился не в Петрограде, а в Москве. Это обстоятельство, зафиксированное в десятке печатных и архивных источников, честно говоря, долгое время вызывало недоумение автора этих строк: как же так, муж в Питере, а жена рожает в Москве?

Если же немного поразмыслить, то ситуация имеет свою внутреннюю логическую стройность. Уезжая из Минска, Иван знает, что на первых порах не сможет обеспечить нормальных условий проживания своей беременной жене. Отцу все-таки проще, ведь он воссоединяется со своей второй семьей. Обременять его Иван, очевидно, совсем не хочет, тем более что и младшие братья оставались на иждивении Лукьяна Михайловича. Выход был найден такой: на некоторое время отправить Тамару к ее родственникам в Москву, чтобы уже потом, как следует обустроившись в Петрограде, перевезти туда и ее, и ребенка.

Юрий Иванович Солоневич родился 15 октября 1915 года. А за пять дней до этого в «Новом Времени» выходит корреспонденция Ивана Лукьяновича, отправленная из Москвы. Она называется «Студенты-рабочие» и рассказывает о том, как в Первопрестольной организована работа по привлечению студентов к разгрузке вагонов с дровами на вокзалах.

Проходит чуть больше месяца и молодой отец, формально не студент, но, без сомнения, связей с этой средой не порывавший, уже сам выступает в роли грузчика. Этому эпизоду посвящена самая объемная его публикация за время работы в «Новом Времени» – очерк «Студенты-грузчики». Приведем небольшую выдержку из него: