Елена Юрова - О бисере, бусах и прошлом времени. Воспоминания московского коллекционера

Мама. Архипо-Осиповское, 1954

В привилегированном положении, кроме дипломатов, работников торгпредств, особо надежных ученых, находились и кинозвезды того времени. Однажды известный историк моды Александр Васильев принес мне для фотографирования бижутерию, полученную им от наследников первого диктора советского телевидения Н. В. Кондратовой, известной актрисы Л. И. Касаткиной и кинозвезды 1960-х годов Н. Н. Кустинской. Помню, как эти украшения поразили меня своей убогостью. В то время на Западе работало множество фирм, выпускавших престижную бижутерию, которая маркировалась соответствующими клеймами. По-видимому, для наших «звезд» она была недостижимой роскошью, поскольку ни одного клейма на их украшениях обнаружено не было. Это и неудивительно: ведь государство отбирало у всех советских граждан, работавших за границей, львиную долю заработанных ими денег.

Бижутерия Н. Н. Кустинской из коллекции А. А. Васильева

Позже и в нашей торговой сети появились товары из «настоящей» заграницы. Однако деятельность наших чиновников, осуществлявших закупки этих товаров, приводила отечественных дам в состояние постоянной тревоги. Работники Внешторга вели дела с довольно неплохими фирмами, но закупали все громадными партиями. В результате, купив какой-нибудь остромодный туалет, дама рисковала встретить еще три точно таких же в любой точке Советского Союза. В частности, в начале 1960-х годов почти все советские гражданки были обуты в туфли и сапоги «аляска» фирмы Clark. Первые «аляски» стоили всего 40 рублей и пользовались большой популярностью. Они действительно были очень теплыми и удобными.

Тогда же во всех магазинах появились стройные шеренги болгарских дубленок. Народ считал их некрасивыми и не «хватал», несмотря на вполне умеренную цену 100–120 рублей. Гораздо более престижными считались чудовищные мохнатые шубы из синтетики. Стандартной формой одежды стали и толстенные югославские кофты. Они были очень добротными, их можно было даже распустить, но украсить кого-либо они были совершенно не в состоянии. В конце шестидесятых были закуплены большие партии прелестных английских костюмов из джерси с прямыми коротенькими юбками и жакетами со вставками из замши. Они были различных цветов и очень нам нравились, но то обстоятельство, что они появились в гардеробе всех наших родных и знакомых, несколько портило удовольствие.

Недостатки советской торговли женское население пыталось компенсировать различными, порой весьма хитроумными способами. Во время и после войны было не до моды. Для прикрытия бренного тела вещи перекраивались, перешивались, перелицовывались. Сейчас последний глагол прочно вышел из употребления, а тогда при оценке вещи существенную роль играла возможность ее перелицевать в дальнейшем. Мужские рубашки целиком не перелицовывали, на них только переворачивали воротнички.

Когда меня надо было в 1946 году отправлять в первый класс, понадобилось приличное платье. Его низ был изготовлен из последних остатков припасенного во время революции синего сукна, но на верх сукна уже не хватило, и кокетку вместе с рукавами мама связала из всех остатков шерсти, найденных в доме. Вязать она тогда еще толком не умела, но модель получилась, на мой взгляд, очень удачная. Искусством вязания мы с мамой овладели позже, когда нас в школе на уроке труда научили, как надо начинать вязание и вывязывать лицевые и изнаночные петли. Я показала это дома, и мама незамедлительно начала вязать красную жилетку. Правда, когда дело дошло до проймы, пришлось подождать следующего урока, на котором нам объяснили, как закрывать петли. Как их надо прибавлять, мы узнали еще позже. Несмотря на некоторые недостатки, мне эта жилетка казалась тогда шедевром рукоделия.

Мама в зеленом жилете собственного изготовления, 1952

В какой-то момент, к радости всех вязальщиц, в магазинах «выбросили» чудесные вязаные венгерские детские костюмчики: розовые для девочек и голубые для мальчиков. Сообразительные московские дамы вмиг их раскупили, распустили и стали вязать из них кофточки. Кстати, возможность распустить трикотажную вещь еще долгое время считалась не менее важным критерием, чем возможность перелицевать швейное изделие. Итак, у нас появилось несколько таких костюмчиков, из которых мама, домработница Маша и я изготовили себе «шикарные» пуловеры. Все они были связаны «змейкой», с короткими рукавами и вырезом «под горлышко».

В школьные и в институтские годы я время от времени возвращалась к этому занятию, но постоянно обвязывать всех своих родных начала уже после окончания института. Тогда вязали почти все, вязали из шерсти, катушечных ниток, веревок. При этом основной задачей вязальщиц было не показать свое мастерство, а сделать вещь, как можно более далекую от понятия «самовяз». Если ручную вязку можно было принять за машинную, и вещь, таким образом, имела «фирменный» вид, это считалось верхом совершенства. Общение с иностранцами тогда не поощрялось, но у папы в результате многочисленных научных командировок все-таки образовался знакомый – симпатичный француз профессор Сафир. Его сын в семидесятых стажировался в Москве и как-то зашел к нам со своей женой. До сих пор помню ее потрясение, когда она поняла, что надетая на мне кофточка мной и связана. В отличие от наших соотечественниц, восхищавшихся ровностью вязки, она никак не могла понять, зачем нужно тратить столько труда, чтобы скрыть основное достоинство вещи – то, что она сделана вручную.

Похоже, что на Западе до сих пор сохранилось уважение к вещам, сделанным руками. У нас оно было начисто уничтожено постоянной нехваткой модного ширпотреба. В этих условиях практически все занимались рукоделием. Достать что-нибудь «фирменное» было исключительно трудно, поэтому самая стандартная заграничная тряпка ценилась гораздо выше любого уникального «самовяза» или «самострока». До сих пор подарок, сделанный или только упакованный своими руками, многими считается признаком жадности и неуважения к одариваемому.

В 19 веке это было далеко не так. К именинам и другим праздникам подарки готовили загодя. Вышивая какой-нибудь кисет, тщательно выбирали рисунок, сообразуя его с занятиями и вкусами того, кому он был предназначен. А затем тратили массу времени на изготовление и оформление будущего презента. При этом ценность подарка определялась в первую очередь личностью дарителя.