Петр Полухин - Я – гитарист. Воспоминания Петра Полухина. Издание доработанное и дополненное

Пришёл к Яну Пухальскому на урок. Показал сборник. Он сказал, что будешь играть «Сарабанду» Баха, и цветным двухсторонним карандашом – половина красного цвета, половина синего, начал разрисовывать динамические оттенки «Сарабанды». Усиление громкости, и уменьшение красным цветом, а нюансы – громко, тихо – синим.

На следующий урок я пришёл, захватив случайно другой сборник, чистый от пометок. Ян Генрихович также разрисовал «Сарабанду». Придя домой, я сравнил сборники. Увидел большие различия в его трактовке динамики. В первом сборнике в четвёртом такте было усиление громкости, а во втором, наоборот, там же, ослабление. На третий урок я пришёл с двумя сборниками. Начал играть по первому сборнику, но он мне сделал замечание: «Почему ты усиливаешь звучание там, где надо уменьшать?». Я ему говорю: «Извините, Ян Генрихович, не тот сборник открыл, и достаю из портфеля второй. Он побелел, ушёл с урока. Дорого мне обошлась эта выходка. Мне он этого не простил.

На зимние каникулы я не поехал к родителям, а в составе эстрадной группы поехал зарабатывать деньги. Опоздал на занятия на две недели. Вызвали к ректору консерватории композитору Штогаренко. Войдя в кабинет я увидел Виталия Деруна. Оказалось, что он подал заявление – что не хочет заниматься у Пухальского. Кроме ректора в кабинете находились: Ян Пухальский, Марк Гелис и другие, все уговаривали Виталия не покидать консерваторию – подумать о своём будущем. Виталий твердил одно – отдайте документы. Я воспрянул духом – за прогулы не выгонят.

Когда Виталий Дерун ушёл, принялись за меня. Я им объяснил причину прогулов: – отец на пенсии, получает 60 рублей в месяц и помогать мне он не в состоянии. – «За прогулы мы вас лишаем стипендии». – «Тогда и мне придётся забрать документы». Стипендии меня не лишили, и я продолжил занятия в консерватории. Виталий Дерун уехал в Свердловск, его приняли в консерваторию в класс Минеева, которую он закончил в 1968 году. Виталий подготовил 70 специалистов, среди них знаменитый гитарист и композитор профессор Виктор Козлов, лауреат международных конкурсов Александр Фраучи.

Я стал посещать уроки гитары Пухальского регулярно. Поняв, что ученики от него бегут, стал не так свирепствовать. Я получил от него некоторое послабление. Но мы с ним очень расходились в способах звукоизвлечения пальцами правой руки. Он требовал бить струну с размаха сверху, а я освоил современный и более экономный способ звукоизвлечения со струны – с маленькой амплитудой.

Тихая «война» с преподавателем у нас продолжалась очень долго. Но чувствительное поражение я ему нанёс, когда его ученик, гитарист – который играл на семиструнной гитаре, цыган Играф Йошка приехал на весеннюю сессию и, увидев мою игру, попросил переучить его на шестиструнную. Я с удовольствием выполнил его просьбу. Он закончил консерваторию, играя на выпускном экзамене «Чакону» Баха в аранжировке Андреса Сеговии. Позже Йошка организовал трио «Ромэн». Как волка не корми… родное цыганское победило.

Консерваторское общежитие находилось на улице Свердлова – бывшая Прорезная, где на углу Крещатика и Прорезной стоял Паниковский, изображая слепого и вытаскивал кошельки у сердобольных, которые помогали ему перейти на другую сторону улицы. На первом этаже были служебные помещения, кухня, душевые.

Как-то вечером я пошёл помыться. Открыл дверь душевой, а там стоит обнажённая вокалистка Дуся под струями воды. Вылитая Венера Милосская! У меня и челюсть отвисла. Я такой красоты не видел. «Петро, чуэшь, закрый двэри», – услышал я и это вывело меня из оцепенения.

Встретил её в консерватории, увидел её, улыбнулся. «Петро, ты мэнэ бачив голою, – сказала она. – „Зараз ты повынэн мэнэ взяты замиж“». Но меня забрали в армию, а она закончила консерваторию и стала солисткой театра оперы и балета. Позже, ей присвоили звание народной артистки УССР. Она стала лучшей исполнительницей Екатерины Измайловой в опере Шостаковича.

На втором этаже здания располагались комнаты для девушек, а на третьем – парни. Я и ещё семеро парней жили в большой комнате. Называлась она «Не плачьте дети». Почти каждый вечер у нас застолья с вином и водкой. Я принимал активное участие в этих застольях, но часто после них уходил на свидания со своим чемоданчиком – «балеткой». Там находились предметы личной гигиены: зубная щётка, паста, небольшое полотенце и другие, необходимые на свидании принадлежности. Его ребята называли: «чемоданчик дона Педро».

Мне повезло что я не ночевал в общежитии, в десять часов утра пришла комиссия – проректор, преподаватели и увидели такую картину: студенты спят, стоит оглушительный храп, такой, что им можно было глушить радиостанцию «Голос Америки». На столе куски хлеба, хвосты и головы селёдок, лук, картошка. К люстре привязан презерватив, наполненный водой.

Мне повезло, что я был на свидании с женщиной, которая была в разводе и любила гитару и немного гитариста, который приходил с конфетами и вином.

Приказом всех лишили общежития, а меня перевели в другое общежитие, на улице Владимирской, напротив моей работы, музыкальной школы для взрослых.

Это общежитие находилось в старом доме, построенном, наверное, в начале двадцатого века, последний четвёртый этаж был отдан под общежитие консерватории. Высокие потолки, просторные комнаты, большая кухня. Туалет, и ванная без горячей воды.

В комнате нас было четверо: Я из Луганска, валторнист из Закарпатья, Роман Иванский со Львова, баянист Юрий Воеводин из Луганска. Валторнисту часто передавали поездом четырёхлитровый бутыль вина, копчёное сало и колбасу. Когда мы спали, он вставал и пил вино, заедая хлебом с салом, или колбасой. В комнате стоял такой чесночный запах, что мне хотелось встать и задушить валторниста. Я привык делиться, и не смог этого терпеть.

Когда он занимался на валторне в консерватории, я гвоздём открыл навесной замок тумбочки, где он хранил продукты. Втроём мы выпили около двух литров вина. Продукты мы не трогали – закусывали своими. Вино было отменное, мадьяры мастера по изготовлению вин. Я долил в бутыль воду. Потушили свет, делаем вид, что спим в ожидании взрыва негодования. Слышим – скрипнула дверь. Валторнист зашёл и, не включая свет, открыл тумбочку. Начал смачно чавкать и вдруг закричал: «Сволочи, воры!». Включил свет. Я спрашиваю: «В чём дело?». Он в ответ: «Вы воры, выпили моё вино!». Тогда я возмутился – «Ребята, вы видите у него этот бутыль? – завтра напишем проректору заявление и предоставим вещественное доказательство»… Он как – то сник, замолчал и лёг спать. Это ему был хороший урок. Когда приходила очередная посылка, он предлагал с ним выпить, и мы в долгу не оставались.