В. Фролов - Андрей Пастухов. Кто он?

Благодатное предгорье в далекие времена было заселено аланами, владения которых простирались на запад до Эльбруса, но пронесшиеся в XIII веке полчища монгольских завоевателей оттеснили их в горы. После разгрома Золотой Орды степями овладели ногайцы, а позже на эти места распространили свое влияние и кабардинские князья.

Теперешние жители этих мест, осетины и карабулаки, оказавшиеся на столь важном пути связи России с Грузией, на тропе через «железные ворота Кавказа», еще в 1782 году обратились к начальнику русских войск на Кавказской линии с просьбой построить крепость у Татартула для защиты их от набегов соседских тюркских племен. Так они надеялись обеспечить себе безопасность. С этого и началось в 1784 году на месте старого аула Заурово строительство крепостных сооружений, положивших начало Владикавказу.

Во время восстания чеченцев в 1786 году русские войска оставили все вновь построенные крепости, в том числе и Владикавказ, и только в 1803 году их строительство было продолжено и начата прокладка проезжей дороги через Главный Кавказский хребет.

Взаимные интересы русского и осетинского народов нашли практическое воплощение в освоении предгорий. Началось переселение осетин во вновь образуемые аулы на равнине, русские войска отводились из горных укреплений, и они строили посты на дороге в Закавказье, получившей название Военно-Грузинской.

В 1808 году в версте от правого берега Терека было завершено строительство крепости в виде неправильного многоугольника, окруженной двойным бруствером и заполненным водой рвом посередине. Все строения крепости были деревянными, за исключением дома для приезжих, который строили из кирпича, на каменном фундаменте, с двухскатной крышей, покрытой черепицей. С 1814 года началось строительство каменных и кирпичных служебных зданий, церквей и жилых домов.

На окраине, примыкающей к крепости, где когда-то был аул, выросла слободка, населенная местными жителями, и ей дали название Осетинской, в ней построили Осетинскую церковь. Жители ее привлекались к охране и обслуживанию Военно-Грузинской дороги.

В 1860 году Владикавказская крепость была объявлена городом, но он не выходил из границ старой крепости. Переустройство города велось за счет снесения старых деревянных построек и возведения на их месте каменных и кирпичных. Каждому сословию отводились свои линии застройки, и дома возводились по материальным возможностям владельцев.

Так, на Купеческой улице преобладали низенькие, подслеповатые хатки лавочников, а на Краснорядской, заселяющейся военными, возвышались кирпичные особняки со стрельчатыми окнами и лепными украшениями, и по ней, вымощенной диким камнем, не разрешалось горцам ездить на арбах, дабы не поднимать пыль и не беспокоить жителей.

Андрей размашисто шагал по новому Владикавказу. Город выглядел аккуратным, чистым. Среди густой зелени парков и садов виднелись белые домики предместий, а прямо перед ним уходил вдаль, как бы упираясь в Мат-Хох (Столовую гору), Александровский проспект с бульваром посередине.

С прошлого года Андрей помнил дорогу к почтовой станции, откуда отправлялись дилижансы на Тифлис. На широкой площади, уставленной пролетками, дилижансами, каретами и громоздкими арбами, было шумно. Слышался разноязычный говор, ржание лошадей и трубные позывы ишаков. В центре всего этого скопища возвышалось бело-желтое здание станции, отправной точки всего гужевого транспорта Владикавказского округа.

Выправив билет на 9 часов следующего утра, Андрей решил посмотреть Владикавказ. Без особого труда устроившись на ночлег в доме для приезжих, он налегке отправился бродить по городу.

Миновав площадь, он вышел к бывшим Тифлисским воротам, за которыми просматривалась Осетинская слободка, свободно раскинувшаяся своими бедными лачужками, белеющими среди зелени садов, над которыми иглами впивались в небо пирамидальные тополя. Выше их на солнце горели золотые кресты Осетинской церкви.

Привлекло внимание Андрея и живописное сооружение суннитской мечети, над притвором которой взметнулись два изящных минарета и островерхий купол над ее центральной частью.

Как же можно не посетить кавказский базар, обязательную достопримечательность любого здешнего города?! Во Владикавказе славился Армянский базар, куда и привела Андрея узенькая кривая улочка, напоминающая муравьиную тропу к муравейнику.

«Словно вавилонское смешение языков только что произошло здесь», – подумал он, оглушенный разноязычным гулом, висевшим над базаром. Ряды лавочек, ларьков, увешанные гирляндами товаров и изделий, чередовались с рядами их, выложенными на циновках, холстинах или прямо на земле. Предлагалось все, что может человек производить. Сверкали на солнце золотом и серебром чудные творения рук человеческих: бесценные изделия ремесленников, роскошные одежды из восточной парчи, посуда из меди и глины. Рядом на земле темно-красным пятном лежала куча бараньих внутренностей. Все продавали, зазывали, заклиная, уговаривая покупателей. Но их-то и не было. Отбиваясь от торговцев, Андрей едва выбрался из толчеи и остаток дня бродил по тихим пыльным улочкам, с интересом наблюдая за неторопливым течением жизни дворов коренного населения окраин.

Пятиместная карета, запряженная тройкой лошадей, в 9 часов утра, по расписанию, тронулась в путь. Мог бы Андрей поехать и омнибусом, что отходит в 3 и 5 часов пополудни и, без ночлега в пути, на восемь часов сокращает время дороги, но девятичасовая «оказия» позволяла в светлое время дня еще раз увидеть удивительные по красоте пейзажи Кавказа.

Пассажиры – чиновник средних лет с супругой и дочерью лет десяти, пожилой штабс-капитан – стали попутчиками Андрея. Ехали молча, каждый занятый своими мыслями, которые вскоре, как это всегда бывает в пути, станут достоянием остальных, как только мелькнет повод к общению.

Позади осталась Молоканская слободка. Впереди простиралась широкая долина Терека, упирающаяся в отроги Лесистого и Пастбищного хребтов, разделенные его руслом, а над самой дорогой нависли горы, Тарская слева и Лысая справа.

На седьмой версте, недалеко от виднеющихся развалин укрепления «Редант», дорога свернула вправо, под навес известковых утесов горы Фетхус.

– Станция Балта, – объявляет извозчик, тем самым давая знать уже задремавшим седокам, что так можно проспать не только виды Военно-Грузинской дороги, но и все на свете, – так названа по аулу, что видите, господа, на склоне горы Адай-Хох.

Короткая остановка, смена лошадей – и коляска, мягко покачиваясь на рессорах, катит дальше.

Андрей же – весь внимание. «Вот незадача, ведь год тому назад здесь проезжал, а вижу все как бы заново», – отмечает он.