Леонид Млечин - Брежнев

– Новороссийску присвоено звание города-героя. Золотую звезду поедет вручать Леонид Ильич Брежнев. Лично. Вам поручается написать его приветственную речь. Исходные материалы возьмите у помощника.

«Мне показалось, – вспоминал Поляновский, – что я лечу в пропасть, из которой уже никогда не выберусь. Брежнев был тогда еще сравнительно молод, крепок, никаких признаков болезней, и до лакейской „Малой Земли“ было еще далеко. Но – не мое».

– Извините, Лев Николаевич, – ответил Поляновский, – я еду в срочную командировку, билет в кармане.

Лицо Толкунова потемнело.

Управляющий делами «Известий» сказал потом Поляновскому:

– Ты с ума сошел! Это же высшая точка в биографии. Люди под это дело получают квартиры и дачи…

Эдвин Поляновский ждал квартиры двадцать лет, получил ее, когда Брежнев ушел в мир иной, но ни о чем не жалел.

Брежневские мемуары издавали огромными тиражами. Их в обязательном порядке изучали в учебных заведениях и в вооруженных силах. Со сцены «Малую Землю» читал любимый актер Брежнева Вячеслав Тихонов.

Александра Пахмутова написала на стихи Николая Добронравова песню «Малая Земля»:

В Институте мировой литературы Академии наук была устроена научная конференция, и некоторые маститые литературоведы, нисколько не стесняясь, прослеживали прямую связь отечественной словесности от Пушкина к Брежневу.

Гонорары, выплаченные Брежневу, составили сотни тысяч рублей, фантастические по тем временам деньги. В 1981 году он заплатил партийные взносы со ста двадцати тысяч рублей. Взносы платились со всех доходов, исключая специально оговоренные в инструкции ЦК. Например, Леониду Ильичу не пришлось платить взносы с Ленинской премии в области литературы, присужденной ему 20 апреля 1980 года.

Председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области литературы, искусства и архитектуры, первый секретарь Союза писателей СССР Георгий Мокеевич Марков с восхищением говорил о трилогии «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина»:

– Эти подлинно народные книги обогатили духовную жизнь советского общества, показали высокий образец партийного мышления, побудили художников всех поколений на более объемные и глубокие исследования современности, на более весомые художественные обобщения…

Брежнев, получив награду, зачитал заранее написанное ответное слово:

– Если выкрою время, если сумею, то записки продолжу. Считайте, что награду, полученную мной сегодня, я рассматриваю и как напутствие на будущее.

Замятину было дано указание написать и о семье Леонида Ильича. Черненко подобрал какие-то материалы. Написали. Но Брежнев так плохо себя чувствовал, что охладел ко всему. Однако сочинение его мемуаров продолжалось. Читал их один Черненко и говорил:

– Пусть лежат.

Когда Брежнева не стало, в январском номере «Нового мира» за 1983 год появились последние три главы из написанной от его имени книги «Воспоминания» – «Молдавская весна», «Космический октябрь» и «Слово о коммунистах». Но они уже никого не интересовали.

Леонид Замятин рассказывал мне, что после смерти Брежнева он доложил Андропову:

– Написаны еще несколько глав воспоминаний, но Леониду Ильичу их даже не успели прочитать.

Всего было написано восемь очерков: «Жизнь по заводскому гудку», «Чувство Родины», «Малая Земля», «Возрождение», «Молдавская весна», «Целина», «Космический октябрь», «Слово о коммунистах». В полном виде воспоминания были отпечатаны в типографии «Красный пролетарий» в двадцати экземплярах. Со множеством фотографий и эпиграфом: «Служение интересам советского народа, делу партии Ленина, делу коммунизма было и остается смыслом всей моей жизни».

Авторы написали даже обращение от имени Брежнева «К читателям этой книги», которое начиналось так: «Дорогие друзья!

Работая над этой книгой, я как бы снова пережил давние и близкие события, все, что определило жизненный путь миллионов моих современников-коммунистов…»

В последние годы Брежнев, утратив способность работать, вынужден был полагаться на самых близких соратников – в первую очередь на Суслова. Леонид Ильич, прочитав какой-то материал, говорил: «Надо спросить Мишу». Материал несли Михаилу Андреевичу. И его слово было последним.

– Как раз в этот период я участвовал в работе над докладом и три недели наблюдал Брежнева, уже больного, – вспоминал профессор Печенев. – Он страдал от прогрессирующего склероза сосудов, поэтому у него было какое-то перемежающееся состояние. Один день он был способен слушать, что мы ему писали, и даже косвенно участвовать в обсуждении, а на другой – отключался. Он ориентировался на мнение Суслова и спрашивал: а что по этому поводу думает Михаил Андреевич?

Брежнев был за Сусловым как за каменной стеной и говорил в своем кругу:

– Если мне приходится уезжать, я чувствую себя спокойно, когда в Москве Михаил Андреевич.

Но Суслов сам был больным человеком. Он страдал диабетом и многими другими заболеваниями. На приемах и банкетах ему в бокал наливали минеральную воду, приносили вареную рыбу или белое мясо птицы. Дома предпочитал каши и творог.

Михаил Андреевич не любил врачей и не доверял их рекомендациям, как и его жена, страдавшая диабетом в тяжелой форме. Они оба часто отказывались от помощи медиков и не желали принимать прописанные им лекарства. Лечащему врачу он жаловался на боли в левой руке и за грудиной после даже непродолжительной прогулки. Опытный врач сразу определил, что это боли сердечного характера – у Михаила Андреевича развилась сильнейшая стенокардия. Сняли электрокардиограмму, провели другие исследования и установили атеросклероз сосудов сердца и коронарную недостаточность. Но Суслов категорически отверг диагноз:

– Вы всё выдумываете. Я не больной. Это вы меня хотите сделать больным. Я здоровый, а это у меня сустав ноет.

Может быть, он не хотел считать себя больным, чтобы не отправили на пенсию, может, искренне не верил, что способен болеть, как и все другие люди.

По просьбе Чазова в Соединенных Штатах заказали мазь, содержащую сердечные препараты. Михаилу Андреевичу сказали, что она снимет боли в суставах. Суслов старательно втирал мазь в больную руку. Лекарство, как и следовало ожидать, помогло. Сердечные боли уменьшились. И Суслов был доволен, назидательно сказал врачам:

– Я же говорил, что болит рука. Стали применять мазь, и всё прошло. А вы мне твердили: сердце, сердце…

В январе 1982 года Михаил Андреевич лег на обследование. Первоначально врачи не нашли у него ничего пугающего. А потом прямо в больнице случился инсульт, он потерял сознание и уже не пришел в себя. Кровоизлияние в мозг было настолько обширным, что не оставляло никакой надежды.