Леонид Млечин - Брежнев

Ведомство партийно-государственного контроля превратилось в разветвленную структуру, параллельную партийному аппарату. Руководитель областного Комитета партгосконтроля автоматически избирался секретарем обкома и заместителем председателя облисполкома. Тем самым контролеры фактически становились независимыми от местных органов.

Комитет получил право проводить расследования, налагать взыскания на провинившихся и передавать дела в прокуратуру и суд. Говорят, что этому пытались помешать Косыгин и Микоян, понимая, что создание нового комитета существенно ослабляет власть Совета министров.

Председателем комитета Хрущев назначил Шелепина. А заодно сделал его и заместителем главы правительства:

– Ему надо будет иметь дело с министрами, с государственными органами и надо, чтобы он имел необходимые полномочия.

Шелепин стал одним из самых влиятельных в стране людей. Историки даже делают вывод, что реальная власть в стране постепенно переходила от Хрущева к Шелепину.

На создание Комитета партгосконтроля были организованы всенародные отклики. Целая группа писателей отправила Шелепину письмо, поддерживая создание «подлинно всенародного контроля, уничтоженного в период культа личности Сталина»:

«В годы деятельности ЦКК-РКИ рядом с миллионами добровольных контролеров активно работали советские писатели… Мы считаем себя наследниками этой драгоценной традиции и готовы принять участие в работе комитета».

Ни к кому Хрущев не относился с таким доверием и никого не возвышал так стремительно, как Шелепина. Первый секретарь доверял Александру Николаевичу, ценил его деловые качества, поручал ему самые важные дела.

Может, Шелепин и Семичастный зря приняли участие в свержении Хрущева? Им было бы лучше, если бы он остался. Не жалели ли потом Шелепин и его друзья, что все это сделали?

Владимир Семичастный говорил мне:

– Нет. Хрущев к нам хорошо относился, он даже не поверил, когда ему сказали, что мы с Шелепиным участвовали. Но дело не в этом. Обстановка в стране была такая, что нельзя было больше этого терпеть. Мы с Брежневым ошиблись, хотя объективно у него все данные были. Вторая роль в партии, занимался космосом, ракетными делами. Симпатичный, общительный.

Брежнева поначалу считали руководителем слабым, временным. А стране нужна крепкая рука, вот и думали, что Леониду Ильичу придется уступить место более сильному лидеру – Шелепину.

Зять Хрущева Алексей Аджубей, который до опалы дружил с Шелепиным и не терял надежды вернуться во власть, таинственно говорил:

– Скоро все переменится. Лёня долго не усидит, придет Саша Шелепин.

По словам Аджубея, «Шелепин ни в грош не ставил Брежнева. Да тот по силе характера не годился и в подметки Шелепину, „железному Шурику“, как называли его в ближайшем окружении… Многое обещало Шелепину победу в предстоящей схватке с Брежневым. Он к ней готовился. Однако не учел, что силу ломит не только сила, но и хитрость. И тут ему было далеко до Брежнева».

Вокруг Шелепина группировались в основном недавние выходцы из комсомола, которые занимали видные посты в органах госбезопасности, внутренних дел, аппарате ЦК, идеологических учреждениях. Они отзывались о Брежневе очень небрежно и полагали, что страну должен возглавить Шелепин.

Леонид Замятин говорил мне:

– Шелепин воспринимал Брежнева как работника максимум областного масштаба, а не руководителя огромного государства. Примитивный, две-три мысли связать не в состоянии, теоретических знаний никаких. Ему все речи писали.

Брежнев знал о таких настроениях. В кремлевских интригах он оказался куда более искушенным человеком, чем вчерашние «комсомольцы». Между Брежневым и Шелепиным пробежала черная кошка. В окружении Брежнева критически оценивали каждый шаг «Саши».

Шелепин после отставки Хрущева получил повышение, вошел в президиум ЦК.

– Брежневу сначала был нужен сильный человек, который бы имел ключи к КГБ и поддержал его как лидера партии и государства, – рассказывал мне Леонид Замятин. – Образовался тандем Брежнев-Шелепин. Но потом Брежнев стал присматриваться к Шелепину. И доброхотов много оказалось, которые о Шелепине разное рассказывали.

Внешне Брежнев вел себя очень дружелюбно, многозначительно намекал Александру Николаевичу, что, дескать, ты меня будешь заменять во время отпуска или командировок. А потом оставлял на хозяйстве других. Шелепину он не рисковал поручать управление партией и страной.

Как-то Вячеслав Иванович Кочемасов, заместитель председателя Совета министров РСФСР, заехал в ЦК к старому знакомому по комсомолу Шелепину, поинтересовался, какие у него теперь обязанности. Все думали, что Шелепин будет вторым секретарем. Александр Николаевич развел руками:

– Постоянных обязанностей у меня нет, есть только постоянные разговоры.

– На несколько месяцев Шелепин был выдвинут на вторую роль, – говорил Владимир Семичастный. – Брежнев вручил ему оргдела, кадры, все самое важное. Шелепин этим занимался. Затем кадры Брежнев передал новому секретарю ЦК Капитонову и замкнул его на себя. А Шелепину поручил легкую и пищевую промышленность, финансы.

Молодые партийные руководители, которые свергли Хрущева, вскоре поняли, что Брежнев их тоже не устраивает.

Они ждали больших перемен в политике, экономике, личной судьбе, а получилось, что они убрали Хрущева только для того, чтобы Брежнев мог наслаждаться властью.

А Леонида Ильича преследовали нехорошие мысли: вдруг эти молодые и нового первого секретаря захотят убрать, как убрали Хрущева?

– Мы с Шелепиным занимали довольно критическую позицию с момента прихода Брежнева к власти, – продолжал Владимир Семичастный. – Это убеждало его, что мы куда-то рвемся. Его напугало, что операция с Хрущевым была проведена так тихо и спокойно.

Брежнева принято снисходительно поругивать. Но, может быть, он был не так уж плох? Его считали сравнительно либеральным, мягким, зла он никому не делал. Может быть и к лучшему, что Брежнев, а не Шелепин стоял во главе страны?

Мягкость Брежнева ввела в заблуждение его соратников, кто-то из них неосмотрительно решил, что «Лёней» можно будет командовать.

Одному из министров Леонид Ильич объяснил:

– Ты мне на людях не возражай, я все-таки глава партии. В этом кабинете Сталин сидел… Вот когда я буду один, зайди ко мне и скажи, что считаешь нужным.

Знающие люди говорили, что Брежнев только казался добродушным. Мягко стелит, да жестко спать. При первой встрече Брежнев сказал своему помощнику Александрову-Агентову:

– Ты не смотри, Андрей, что я такой мягкий. Если надо, я так дам, что не знаю, как тот, кому я дал, а сам я после этого три дня больной.